Наполеон. Дорога на Варенн

Вы оправдали мои ожидания. Недостаток численности вы возместили доблестью и со славой показали различие, существующее между легионами Цезаря и вооруженными ордами Ксеркса.

За четыре дня мы одержали победы в битвах при Танне, Абенсберге, Экмюле и в сражениях при Пайзинге, Ландсхуте и Регенсбурге. Сто артиллерийских орудий, сорок знамен, пятьдесят тысяч пленных — вот трофеи вашей храбрости и быстроты вашего марша.

Враг, одурманенный вероломным правительством, казалось, не хранил больше никаких воспоминаний о вас, и теперь вы показались ему более грозными, чем когда-либо прежде. Еще недавно он переправился через Инн и захватил земли наших союзников; сегодня, разгромленный и исполненный ужаса, он в беспорядке бежит; мой авангард уже перешел Инн, и менее чем через месяц мы будем в Вене».

Двадцать седьмого апреля войска неприятеля покинули Баварию и Пфальц; 3 мая австрийцы проиграли сражение при Эбельсберге, 9-го Наполеон был уже под стенами Вены, 11-го она открыла ему свои ворота, 13-го Наполеон вступил в нее.

То было время, когда пророчества еще сбывались.

Сто тысяч солдат, находящихся под командованием эрцгерцога Карла, отступают на левый берег Дуная.

Наполеон преследует отступающих и настигает их 21 мая в Эсслинге, где Массена меняет свой герцогский титул на княжеский.

Во время сражения мосты через Дунай сносит внезапным паводком; за две недели Бертран наводит три новых моста через реку: первый, в шестьдесят пролетов, способный пропустить три повозки в ряд; второй, свайный, шириной в восемь футов, и, наконец, третий, наплавной. Бюллетень от 3 июля, помеченный Веной, возвещает, что для французской армии нет более Дуная — подобно тому, как Людовик XIV возвестил в свое время, что нет более Пиренеев.

И в самом деле, 4 июля Дунай преодолен; 5-го выиграна битва при Энцерсдорфе; наконец, 7-го австрийцы оставляют на поле боя при Ваграме 4 000 убитых и 9 000 раненых, и в руки победителей попадают 20 000 пленных, десять знамен и сорок артиллерийских орудий.

Одиннадцатого июля князь фон Лихтенштейн явился к аванпостам просить о приостановке военных действий.

Это был старый знакомец: на другой день после битвы при Маренго он уже являлся с подобной миссией.

Двенадцатого июля в Цнайме было заключено перемирие.

Тотчас же начались и переговоры: они продолжались три месяца, в течение которых Наполеон жил в Шёнбрунне, где ему чудом удалось избежать кинжала Штапса.

Наконец, 14 октября мир был подписан.

Австрия уступала Франции все области, расположенные по правую сторону от Савы, округ Гориции, территорию Монфальконе, Триест, Карниолу и Филлахский округ; она признавала включение Иллирийских провинций в состав Французской империи, равно как и все будущие присоединения, к которым могли привести завоевания или дипломатические приемы, как в Италии, так и в Португалии и Испании, и раз и навсегда отказывалась от союза с Англией, соглашаясь с континентальной системой со всеми ее требованиями.

Итак, все кругом начало оказывать противодействие Наполеону, но ничто еще не может устоять перед ним: Португалия поддерживала сношения с англичанами — он вторгается в Португалию; Годой проявил враждебность посредством опрометчивых, но, возможно, безвредных военных приготовлений — он вынуждает Карла IV отречься от престола; папа превратил Рим в главное место встреч английских агентов — он обходится с папой, как со светским государем, и низлагает его; природа отказала в детях Жозефине — он женится на Марии Луизе и становится отцом; Голландия, несмотря на свои обещания, превратилась в перевалочный склад английских товаров — он лишает Луи Бонапарта королевской власти и присоединяет Голландию к Франции.

Французская империя насчитывала в это время 130 департаментов: она простиралась от океана, омывающего берега Бретани, до морей, омывающих берега Греции, от Тахо до Эльбы, и 120 миллионов человек, покорных единой воле, подчиненных единой власти и ведомых по единому пути, восклицали «Да здравствует Наполеон!» на восьми различных языках.

Полководец пребывает в зените своей славы, император — в апогее своего успеха.

До этого времени он лишь беспрерывно поднимался у нас на глазах.