Читаем Наполеон. Годы величия полностью

Голландия и блокада

Когда декреты британского кабинета министров вынудили Наполеона прибегнуть к континентальной блокаде, стало очевидным, что Голландия сможет сохранить свою независимость или честно выполняя ее условия, или благодаря мирному соглашению по вопросам мореходства. Ответ короля Луи на настоятельные требования императора закрыть порты Голландии для торговли с Англией подразумевал, что континентальная блокада вызовет гибель Голландии.

Тогда император решил, что, принимая во внимание безопасность наших границ и строгое выполнение условий континентальной блокады, он более не может откладывать военную оккупацию голландских границ. Связи между этой страной и Англией не прерывались, и британская торговля продолжала находить рынки в голландских портах. Переговоры с королем Луи начались незамедлительно. Между императором и его братом состоялся очень резкий разговор, и тогда Наполеон впервые пригрозил оккупировать всю Голландию. Король отправил в Голландию письменное приказание оказывать сопротивление французским войскам всеми средствами, вплоть до затопления страны. Он запретил выполнение любых приказаний, которые бы противоречили вышеупомянутым, и отдал приказ голландским войскам держаться до конца, пока он не вернется в страну. Во время этих переговоров, проходивших в столь напряженной обстановке, что можно было ожидать самого неприятного исхода, маршал Удино получил приказ оккупировать крепости Берг-оп-Зоом и Бреда. Король Луи отрекся от престола.

Констан

Отречение от престола короля Голландии

Получив известие об отречении от престола своего брата Луи, его величество выглядел очень огорченным и сказал: «Я предвидел это сумасшествие со стороны Луи, но не думал, что он будет так торопиться». Тем не менее император вскоре решил, какого курса ему следует придерживаться. Несколько дней спустя он, хранивший молчание, пока я одевал его, неожиданно вышел из задумчивого состояния и сказал мне, шлепнув меня пару раз по щекам: «Месье Констан, знаешь ли ты три столицы Французской империи?» — и, не давая мне времени для ответа, продолжил: «Париж, Рим и Амстердам. Звучит неплохо, не так ли?»

Меневаль

Опала Фуше

Однажды в Сен-Клу, присев по привычке на край моего письменного стола, Наполеон сказал мне, внезапно поменяв, после нескольких незначительных фраз, тему разговора: «Меневаль, я раздумываю о снятии Фуше с его должности». Это замечание, судя по всему, было выражением пока еще неопределенных раздумий и попытки Наполеона принять какое-то решение.

Я не мог удержаться, чтобы не воскликнуть: «Сир, я ожидал этого, и меня удивляет только одна вещь, а именно: почему вы раньше не отделались от него?» Он медленно поднялся с моего стола, пару раз прошелся взад и вперед по кабинету, заложив руки за спину, и, так и не ответив мне, занялся другими делами. Эта нерешительность со стороны Наполеона показывает, до какой степени Фуше обладал искусством казаться необходимым, или, скорее, какие трудности испытывал Наполеон, расставаясь с людьми, к которым он привык, даже если его доверие к ним значительно пошатнулось.

Г-н Фуше, попав в опалу, удалился в свой замок в Понкарре, но сначала позаботился прихватить с собой и уничтожить наиболее важные документы его министерства. Император, не желая оставлять свои письма в руках человека, которого он считал способным использовать их ему во вред, направил к Фуше принца Невшательского и своего друга Реаля, государственного советника, чтобы забрать эти документы; но Фуше, несмотря ни на что, упорно отрицал, что забрал с собой какие-либо документы. Хотя император был чрезвычайно раздражен ложью Фуше, он не хотел предпринять против него каких-либо шагов. Раздумья, вызванные страхом экс-министра перед последствиями возмущения императора, привели Фуше к тому, что он решил вернуть письма Наполеона.

Наполеон, не желая оставлять без пиши неугомонный ум этого опасного интригана и, особенно, желая выдворить его из Франции, назначил его генерал-губернатором Иллирийских провинций. Позднее он имел все основания сожалеть, что раньше не лишил власти эту безнравственную личность.

Император передал министерский портфель Фуше генералу Савари, который впоследствии стал герцогом де Ровиго, а в это время был его адъютантом.

Терпимости Наполеона в отношении таких людей, как Бернадот, Талейран и Фуше, вряд ли можно дать вразумительное объяснение, которое бы удовлетворило то, что принято называть общественным мнением. Снисходительность Наполеона лишь вдохновляла подобные личности на новые неблаговидные поступки, о которых император забывал, поскольку помнил только о тех услугах, которые они ему оказывали.

Люсьен Бонапарт пытается уехать в Америку

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное