Наполеон. Годы величия

Покидая Смоленск, император приказал маршалу Нею прикрывать тыл отступавшей армии и не уходить из города, не уничтожив его фортификационные сооружения. Ней, которого должен был поддержать маршал Даву, выступил из Смоленска 17 ноября. Но в ночь того же числа противнику удалось сманеврировать таким образом, что корпус маршала Нея оказался отрезанным от корпуса Даву. Корпус последнего опередил корпус Нея на целый маршевый день. Император, узнав в Красном о маневре, осуществленном русскими войсками, и думая только о том, как лучше помочь корпусам двух маршалов, которые, как он считал, попали в одинаково опасное положение, решил принять удар русской армии на себя. Встав перед выбором, продолжать ли без остановки отступление или вступить в бой с неприятелем, чтобы не бросить два корпуса на произвол судьбы, Наполеон принял решение, которое в подобных обстоятельствах не вызывало сомнений. Соответственно, на следующий день он вернулся назад, чтобы атаковать противника.

Констан

Маршал Ней воссоединяется с Наполеоном

С каждым часом наше беспокойство возрастало. Наполеон без конца запрашивал, не появился ли Ней, обвиняя самого себя в том, что подставил врагу этого храброго генерала, спрашивая о нем так, словно потерял близкого друга. Вся армия разделяла волнение Наполеона и проявляла такое же беспокойство, словно в опасности оказался только один этот храбрый солдат.

20 ноября император сел обедать в компании генерала Мутона и маршала Бертье, когда к ним в палатку вбежал полковник Гурго (позднее генерал) с известием о том, что маршал Ней и его войска находятся всего лишь на расстоянии нескольких лье.

Его величество повторил несколько раз: «Я готов отдать все серебро в сейфах Тюильри, лишь бы Ней был рядом со мной».

Вице-королю Евгению была предоставлена честь встретить маршала с корпусом в четыре тысячи солдат. Опасность была большая, выстрел пушки вице-короля Евгения послужил сигналом, понятым маршалом. Со стороны маршала последовал огонь стрелкового взвода. Два корпуса встретились, и, даже до того, как они объединились, маршал Ней и вице-король Евгений уже были друг у друга в объятиях. Говорят, что последний плакал от радости. Даже самые отвратительные ситуации становятся менее мрачными благодаря подобным сценам. До самой Березины наше отступление представляло собой сплошную цепь небольших стычек с неприятелем и громадных страданий.

Одну ночь император провел в деревне Ганивки, в деревянной хижине из двух комнат. Вторую, заднюю, комнату он выбрал для себя, а в первой весь штаб спал как попало. Я оказался в более удачном положении, так как спал в комнате его величества, но несколько раз в течение ночи мне нужно было проходить через первую комнату, и тогда я был вынужден шагать через спящих, измотанных усталостью людей. Хотя я и старался не потревожить их, но они спали так близко друг от друга, что мне приходилось наступать им на ноги или руки.

Во время отступления из Москвы император шествовал пешком, завернувшись в длинную накидку без рукавов и надев на голову русскую шапку, концы которой он подвязывал под подбородком. Часто я шагал рядом с храбрым маршалом Лефевром, который, судя по всему, относился ко мне очень хорошо. Говоря об императоре, он сказал мне: «Он окружен группой людей, которые не говорят правды; он не вполне отличает хороших слуг от плохих. Как он справится со всей этой ситуацией, бедный император, которого я так преданно люблю? Я всегда опасаюсь за его жизнь. Если бы нужно было спасти его, отдав за это только мою кровь, то я каплю за каплей отдал бы ее всю; но это мало бы что изменило, и, возможно, я еще пригожусь ему».

Переправа через Березину

День, предшествовавший переправе через Березину, был отмечен мрачной торжественностью. Император, судя по всему, принял решение с хладнокровием человека, который готов совершить акт отчаяния; тем не менее, он все же созвал совещание, на котором было решено, что армия должна отделаться от всякого бесполезного груза, который может затруднить ее движение. Никогда ранее на совещаниях у Наполеона не высказывалось столь единодушно общее мнение, никогда раньше обдумывание возникшей проблемы не было столь хладнокровным и серьезным. Это было хладнокровие людей, которые решили сделать еще одно, последнее, усилие, полагаясь на волю Бога и на собственное мужество.