Читаем Наполеон. Годы величия полностью

Однажды вечером, после одиннадцати, но до наступления полуночи, император вызвал меня, попросил принести черный сюртук и круглую шляпу и затем приказал следовать за ним; к нам присоединился принц Мюрат, шурин императора, и мы втроем сели в закрытую карету. Кучером был Сезар и с ним только один лакей, причем оба без ливреи.

Мы проехали совсем немного, когда император приказал остановить карету, вышел из нее, сделал несколько шагов вперед и вошел совершенно один в какой-то дом, оставив нас с принцем в карете. Через несколько часов мы начали беспокоиться; поскольку жизни императора так часто угрожали, то мы, вполне естественно, стали опасаться, что император мог попасть в западню или в том доме его мог поджидать неприятный сюрприз. Наше воображение воспылало, разжигаемое подобными мыслями, до такой степени, что ни о чем другом думать мы уже не могли.

Принц Мюрат принялся богохульствовать и разразился проклятиями, на какие только был способен, поначалу в адрес безрассудства его величества, потом досталось его любовной интрижке, а затем он принялся за милую даму и ее услужливость. Положение, в которое мы попали, пришлось мне по душе не больше, чем принцу, но поскольку я держался более хладнокровно, то попытался его утихомирить; и в конце концов принц окончательно потерял терпение, выпрыгнул из кареты и рванул к дому, а я последовал за ним. Но едва принц коснулся дверного молотка, как двери раскрылись и из дома вышел император. В этот утренний час стало уже совершенно светло. Принц тут же сообщил императору о беспокойстве и тревоге, охвативших нас, не забыв рассказать о том, что мы думали по поводу его безрассудства. «Ну что за ребячество! — воскликнул его величество. — Что случилось такого, чего следовало бояться? Где бы я ни был, разве я нахожусь не в собственном доме?»

Элеонора Денюэль де ла Плень

В 1804 году в числе обслуживающего персонала ее императорского высочества принцессы Мюрат находилась молодая девушка, гувернантка, взятая на роль чтицы, по имени мадемуазель Элеонора де ла Плень. Ей было семнадцать или восемнадцать лет, она обладала высоким ростом и прекрасной стройной фигурой. Брюнетка Элеонора с красивыми черными глазами обращала на себя внимание живостью характера и большой склонностью к кокетству.

Некоторые люди, заинтересованные в осложнении отношений между ее величеством и ее супругом-императором, не без удовольствия заметили желание этой молодой чтицы испытать силу своих взглядов на императоре и его намерение не отказывать себе в удовольствии потворствовать этому желанию; в итоге эти люди приняли все меры, чтобы искусно разжечь пламя страсти в сердцах императора и чтицы. Один из этих людей взял на себя все обязанности по дипломатическому урегулированию нового любовного романа. Соответствующие предложения, переданные через посредников, были сразу же приняты; и прекрасная Элеонора стала появляться в замке тайно, но редко, оставаясь там на два или три часа. Когда она забеременела, император снял для нее дом на улице Шатерен, где она произвела на свет прелестного мальчика, на имя которого было положено ежегодное содержание в размере тридцати тысяч франков. Сначала заботы о нем были поручены няньке принца Ахилла Мюрата, которая нянчила его три или четыре года, а затем господин де Меневаль, секретарь его величества, в соответствии с полученным приказом стал заниматься воспитанием ребенка. Когда же император вернулся с острова Эльба, то сын мадемуазель Элеоноры был передан на попечение ее величества императрицы-матери. Эта любовная связь императора продолжалась недолго.

Однажды Элеонора вместе с матерью заявилась в Фонтенбло, где в то время находился императорский двор. Она направилась в апартаменты его величества и попросила меня известить его о своем визите. Император, чрезвычайно раздосадованный ее поступком, дал мне указание сообщить ей, что он запрещает ей появляться у него без разрешения, и предложил ей немедленно покинуть Фонтенбло. Несмотря на грубость по отношению к матери своего ребенка, император сына любил очень нежно. Я часто привозил мальчугана к императору, и он ласкал ребенка, угощал его множеством лакомств и с удовольствием проводил с ним время, забавляясь и радуясь его живости и остроумию, которые свидетельствовали об удивительных умственных способностях мальчика.

Этот ребенок и сын от польской красавицы, о которой я расскажу позднее, а также римский король, были единственными детьми императора.

Не помню где, но я уже упоминал о том, что во время пребывания в Булони, а оно было продолжительным, император за дневные труды вознаграждал себя ночью общением с красивой итальянкой, и сейчас я расскажу то, что мне известно об этом приключении.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное