Меневаль десятки раз приходил ко мне, интересуясь, ушел ли князь Талейран. «Он все еще там, — отвечал я. — Я уверен в этом, хотя и не слышу оттуда никакого шума». Наконец, я попросил Меневаля остаться в моей комнате, дверь из которой выходила на улицу, а сам в это время, словно часовой, направился в вестибюль, куда выходила еще одна дверь комнаты императора. Мы с Меневалем договорились, что когда один из нас увидит князя, покидающего комнату императора, то сообщит об этом другому.
Часы пробили два часа, затем три, затем четыре; никто не появлялся, и в комнате его величества не слышно было ни малейшего шороха. Потеряв, наконец, терпение, я тихо приоткрыл дверь комнаты его величества; но император, спавший очень чутко, немедленно проснулся и спросил громким голосом: «Кто там? Это кто вошел? В чем дело?» Я ответил, что, полагая, что князь ушел, явился, чтобы забрать лампу его величества. «Талейран! Талейран! — яростно вскричал император. — Так где же он?» — и, увидев его, тут же разбудил. «Итак, что же я вижу, он еще спит! Вставайте же, негодяй; как вы посмели спать в моей комнате! Ах! Ах!»
Я вышел из комнаты, не забрав с собой лампы; они вновь приступили к беседе, а Меневаль и я ожидали окончания их разговора тет-а-тет до пяти часов утра.
Меневаль
Он мог рассчитывать на свою счастливую звезду при осуществлении самых дерзких замыслов. Эта уверенность, стимулированная его постоянными успехами, была оправданна. Но он всегда был готов к любому повороту событий. Для удачи не было места при разработке любого из его планов. Прежде чем окончательно решиться на проведение в жизнь своих планов, он подвергал их скрупулезным проверкам и анализу, любая опасность, даже наиболее невероятная, тщательно обсуждалась и предусматривалась. Я видел, как Наполеон упивался успехом, но я ни разу не видел его застигнутым врасплох. Намечаемые им цели были хорошо просчитаны, а шансы противника на успех сведены к нулю его расчетами и приготовлениями, и если что-либо могло привести его в замешательство, то это бы означало провал его планов.
Император стремился окончательно решить судьбу Италии. В соответствии с пожеланиями итальянцев, он предложил корону Ломбардии своему брату Жозефу. Жозеф отказался. Наполеон, не желая передавать свое творение в чужие и, возможно, враждебные руки, решил объединить титул короля Италии с титулом императора Франции. Он добился того, чтобы конституция королевства Италии утверждалась указом Сената Франции. Предусмотрев урегулирование задуманного проекта и уполномочив Жозефа руководить работой Сената и других административных советов во время своего отсутствия, он принял Папу Римского, нанесшего ему прощальный визит в Сен-Клу, и на следующий день, 1 апреля, отбыл в Италию. Его сопровождали императрица Жозефина, кардинал Карара. Архиепископ Милана, которому предстояло короновать короля Италии, выехал раньше Император заблаговременно направил в Италию главного церемониймейстера коронации с частью своего двора; остальные придворные сопровождали его в поездке.
В то время, чтобы попасть в Италию, нужно было преодолевать гору Сенис. Кареты приходилось разбирать на части, а путешественники должны были совершать свой путь по крутым тропам, осторожно делая каждый шаг. Надежные и привыкшие к этим тропам горцы перетаскивали путешественников и их багаж на спинах или на носилках; другие монтаньяры, встав впереди специальных горных саней и вооружившись палками с металлическими наконечниками, направляли поклажу по быстрой горной трассе с потрясающей ловкостью.
Когда в 1807 году мы вновь преодолевали эту гору, то нас вместо привычного в прошлом бездорожья ожидала широкая и красивая дорога с отлогими и легкими склонами. Она была такой простой, что не было необходимости ставить тормоза на дилижансах.
По прибытии в Александрию Наполеон посетил огромные фортификационные сооружения, возведенные по его приказу, и устроил грандиозный смотр войскам на поле битвы в Маренго.
В день смотра на нем были специально привезенные из Парижа те самые плащ и шляпа, которые он носил в памятный день сражения. Вид этого старого военного обмундирования вызвал небывалый энтузиазм у солдат, большинство которых помнили, как сверкал мундир Наполеона в лавине огня во время великой битвы; и теперь уже выцветшая вышивка на его старом мундире еще больше воскрешала в высшей степени знаменательную для французского оружия память о победе, которая привела к таким великим результатам.
13 мая император вступил на улицы столицы Ломбардии. Его встретили в Милане восторженные толпы, энтузиазм которых подогревался итальянским темпераментом. Он отправился в кафедральный собор «Дуомо», гордость Ломбардии.
Коронация короля Италии прошла 26 мая 1805 года с величайшей пышностью. Императрица Жозефина не была коронована королевой Италии и наблюдала за церемонией, находясь на галерее, с правой стороны от алтаря.