Читаем Наполеон. Годы величия полностью

Войска, и прежде всего офицеры, стали откровенно изнывать от скуки, утомленные пребыванием, пусть временным, в Булони, городе, вероятно, менее, чем любой другой, способном как-то скрасить пассивное существование. Однако они не роптали, поскольку там, где был первый консул, места для недовольного роптания просто не находилось; но, тем не менее, они все же вполголоса ворчали, чувствуя себя взаперти в лагере или в форте, когда перед их глазами как на ладони лежала Англия, на расстоянии всего лишь каких-то девяти или десяти лье.

В Булони удовольствия были редки; местные женщины, в целом довольно привлекательные, но чрезвычайно застенчивые, не осмеливались устраивать приемы в собственных домах, опасаясь вызвать раздражение у своих мужей, весьма ревнивых, как и все остальные мужчины в Пикардии. Однако в городе имелся прекрасный зал, в котором с успехом можно было давать балы и проводить званые вечера; но местные дамы, хотя им очень хотелось этого, никак не отваживались пользоваться им. В конце концов значительное число парижских красоток, тронутых печальной судьбой храбрых и красивых офицеров, появилось в Булони, чтобы разогнать скуку.

Пример парижанок задел самолюбие обитательниц Аббевиля, Дюнкерка, Амьена, и вскоре Булонь заполнилась незнакомцами мужского и женского пола, прибывшими, чтобы оказать честь городу. Среди всех дам наиболее видной, благодаря проявляемому вкусу, интеллекту, красоте и изяществу, оказалась молодая представительница Дюнкерка, заявившая о себе еще и как музыкантша; она не могла не вскружить головы массе молодых людей, да и старых тоже. Полковник Жозеф, брат первого консула, генерал Сульт, ставший впоследствии маршалом, генералы Сен-Иллер и Андреосси и несколько других весьма заметных фигур пали к ее ногам; хотя, говорят, особенно два человека сумели добиться ее расположения, и одним из них был полковник Жозеф, который вскоре завоевал репутацию того самого любовника, которому она отдала предпочтение. Она часто проводила званые вечера, на которых всегда присутствовал полковник Жозеф.

Первый консул, информированный об амурных похождениях своего брата, однажды вечером пришел к мысли: а почему бы ему самому не пойти на подобный званый вечер? Для того чтобы его не узнали, он переоделся в одежду, которую носили местные жители, надел парик и очки. О своей затее он уведомил генерала Бертрана, который уже пользовался его расположением и постарался сделать все, чтобы помочь Наполеону полностью изменить внешний вид.

Первый консул, которого теперь никто на свете не смог бы узнать, поставил заранее Аркамбаля, главного управляющего, в известность о своем идеальном инкогнито. Г-н Аркамбаль, обещавший все держать в секрете, представил в салоне новых посетителей как военных комиссаров.

В зале играли в старую карточную игру «буйотт»; золотые монеты грудами лежали на столах. И сама игра, и пунш настолько овладели вниманием гостей званого вечера, что никто из них не заметил только что вошедших новых посетителей. Что касается хозяйки заведения, то она никогда не видела первого консула, разве что на большом расстоянии. Она также не знала и генерала Бертрана; следовательно, ее можно было не опасаться. Сам я считаю, что полковник Жозеф узнал своего брата, но не подал вида. Первый консул, избегая, как только мог, встречных взглядов собравшихся в зале гостей, сам внимательно следил за своим братом и прелестной хозяйкой. Они же многозначительно между собой переглядывались. Первый консул был уже готов покинуть салон очаровательной жительницы Дюнкерка, когда она, обеспокоенная тем, чтобы число ее гостей не уменьшалось, подбежала к двум мнимым военным комиссарам и с кокетливым видом попросила их задержаться, заявив, что все в зале собираются играть в фанты, и поэтому военные комиссары не должны уходить, не оставив залога. Первый консул, переглянувшись с генералом Бертраном, посчитал возможным согласиться с предложением хозяйки салона и задержаться, чтобы принять участие в этих невинных играх.

И в самом деле, не прошло и нескольких минут, как по просьбе хозяйки карточные игроки покинули столы и встали вокруг нее, принявшись танцевать «буланжер»; затем молодые участники игры начали перебрасывать мяч. Наступила очередь первого консула внести свой залог. Поначалу он был этим весьма смущен, так как в кармане у него был только один листок бумаги с именами нескольких полковников; однако он отдал этот листок хозяйке, попросив ее не раскрывать его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное