Будучи, как и его солдаты, потрясен грохотом первых взрывов (их жертвой стал винный склад; после него занялся огнем Симонов монастырь; в последующие дни последуют новые взрывы; благодаря неожиданному ливню разрушения окажутся не столь чудовищными, как рассчитывал французский император), Наполеон, тем не менее, с омерзением взирал на то, как отвратительно растянулась его армия на местности, – она словно составляла одну бесконечную линию. Причиной этого были бесконечные обозы с награбленным добром.
Характерная деталь: Наполеон позволяет сохранить обозы.
Почему?
Неужели же он не отдавал себе отчета в том, что обозы существенно влияют на скорость перемещения воинских частей и вдобавок решительно не позволяют держаться строгого порядка, тем самым демонстрируя полную уязвимость всей армии?
Естественно, отдавал!
Отчего именно в тот момент позволил им остаться – непонятно. Возможно, еще один пример двойственности решений, принимаемых им в то страшное для французов время. Правда, возможно истолковать колебание Наполеона иначе: понимая, как разочарованы солдаты его армии, привыкшие к триумфам, и какие тяготы выпали им на долю уже и ожидают впоследствии, император вознамерился позволить им сохранить до поры до времени хотя бы то, что им удалось урвать, дабы по счастливом возвращении на родину они хоть как-то могли возместить моральные и материальные издержки. Однако очень скоро, когда яростные атаки жутких казаков станут постоянными, Наполеон отдаст приказ бросить все награбленное: «Тут не до жиру, тут быть бы живу!»
За несколько часов до того, как Москву покинул Мортье, которому было поручено Наполеоном устройство всех взрывов, весть об этом достигла русских. Но первыми о случившемся узнали казаки.
Е. В. Тарле сообщает: