Наполеон и Мария-Луиза

Превозмогая усталость, она прошла поцеловать Орлёнка, затем поднялась к себе в комнату и, испытывая блаженство, легла в постель.

Надо сказать, что экс-императрице следовало отдохнуть и собраться с силами, так как в то время, когда дипломаты со всей Европы съехались на Конгресс в Вене; чтобы восстановить то, что за пятнадцать лет разрушил Наполеон, в столице изо дня в день устраивались балы, парады, дворцовые празднества и концерты.

Через пять дней после приезда Мария-Луиза присутствовала на приеме в том самом зале, где четыре года назад состоялась церемония ее «бракосочетания по доверенности» с императором Франции.

Из глубины своей ложи она наблюдала за тем, как танцуют Меттерних, лорд Кэстльри и другие, торжествуя победу над ее мужем, и при этом ее лицо было бесстрастно.

Время от времени она оборачивалась к Нейппергу и заговорщически улыбалась. «А тот, — как пишет Леонид Турнье в своем неповторимом стиле, — подмигивал ей единственным глазом».

Узы, соединявшие Марию-Луизу с Наполеоном, с каждым днем ослабевали.

Были особые обстоятельства, ускорившие их разрыв. Как-то вечером в салоне, при гостях. Боссе, бывший камергер королевского дворца в Тюильри, заговорил о супружеской неверности Наполеона.

— Придворные дамы из свиты императрицы отдавались ему за одну шаль, — смеясь, рассказывал он. — Одной только герцогине де Монтебелло пришлось подарить три…

— Вы забываетесь! — оборвала его побледневшая Мария-Луиза.

Ее душила ярость, и не в состоянии больше вымолвить ни слова, она обернулась к Нейппергу. И тот моментально пришел ей на помощь. А придворные получили редкое удовольствие наблюдать, как любовник бывшей императрицы горячо защищал человека, которому он наставлял рога…

Получившее огласку несчастливое супружество Марии-Луизы пробудило у нее застарелые обиды. А предпринятый Меттернихом ловкий маневр усугубил отчуждение молодой женщины и правителя острова Эльбы.

Как-то утром Марии-Луизе подали странный документ, подписанный папским нунцием. Можно себе представить, с каким смятением и растерянностью прочла она, что брак Наполеона и Жозефины не был расторгнут по всем правилам и потому ее, Марии-Луизы, союз с экс-императором был недействительным; следовательно, она с 1810 года состояла в «незаконном браке»…

Далее представитель Святой церкви великодушно добавлял: поскольку мадам де Богарнэ отошла в мир иной, ничто больше не мешает двум сожительствующим Царственным особам соединиться законными узами. В заключение в документе говорилось: «Будущие поколения воздадут должное наичестнейшему и наивеликодуйнейшему монарху, его величеству Францу I за то, что он пожертвовал дочерью ради блага своего народа. Но если это чудовище (Наполеон) не оправдало наших чаяний, то это не снимает с нас ответственности за то, что мы не пресекли вовремя эту скандальную историю и продолжали считать» невинную жертву супругой того, но по канонам католической церкви мог бы стать им только теперь. Все вышеизложенное означает, что сей монстр, овдовев, стал свободен и имеет законное право вступить в новый брачный союз…»

Мария-Луиза пришла в ужас. Значит, по злой воле Наполеона она состояла с ним в морганатическом браке, а их сын — незаконнорожденный?!

Давно забытая ненависть к «французскому людоеду» вспыхнула с новой силой. Ревностная католичка, экс-императрица не могла простить Корсиканцу, что по его вине она четыре года прожила во грехе…

И не найдя ничего лучшего, она поделилась своими религиозно-нравственными сомнениями со своим любовником.

А тот, надо отдать ему должное, сумел воспользоваться сложившимися обстоятельствами. Он начал с того, что закрыл дверь на ключ, отнес Марию-Луизу на постель и, осыпав жгучими ласками, на какое-то время изгладил из ее памяти даже подобие тяжелых воспоминаний…

Невзирая на равнодушие, которое экс-императрица демонстративно проявляла по отношению к Наполеону, к концу сентября среди членов Конгресса стал распространяться слух, что она продолжала переписываться с изгнанником и тайно готовилась отбыть на Эльбу.

Нашлись дипломаты, не замедлившие воспользоваться этими разговорами, чтобы поднять вопрос о правомерности получения ею титула герцогини Пармской.

Взбешенная этим, молодая женщина обратилась к отцу. Тот с олимпийским спокойствием посоветовал ей афишировать свою связь с Нейппергом, что явится для членов Конгресса самым убедительным доказательством ее окончательного разрыва с Наполеоном.

Два часа спустя при дворе объявили, что генерал Нейпперг произведен в обер-шталмейстеры, а также назначен камергером эрц-гериогини. Это означало, что теперь он с полным правом мог находиться в одной карете со своей возлюбленной.

С тех пор они открыто прогуливались по улицам Вены, посещали концерты и даже совершали загородные прогулки.

Макс Биллар писал по этому поводу: