Наполеон и Мария-Луиза

«Теперь даже тень воспоминаний не омрачала настоящего, и ничто не напоминало Марии-Луизе императора. Она любила Нейпперга и не старалась больше скрывать свою странную привязанность к этому человеку, „целиком завладевшему не только ее умом и сердцем, но и всем ее существом“. Она ездила со своим камергером верхом или в коляске. Случалось, они останавливались на какой-нибудь ферме и пили там молоко, заедая его хлебом домашней выпечки. Или же, сидя в рощице под деревьями, наслаждались красотой окрестных пейзажей. Любовные игры на лоне природы, прямо на траве, в укромных, живописных уголках — все это было восхитительно и очень поэтично, под стать идиллиям Геснера и пасторалям Флориана. Мария-Луиза была весела и остроумна, и это свидетельствовало о том, что она счастлива…».

Странное пристрастие заниматься любовью под открытым небом, продолжает Турнье, привело к тому, что однажды любовники резвились так беззастенчиво, что притаившиеся за изгородью крестьяне получили «наглядный урок по части любовных утех».

В окрестностях Вены некоторые пастухи могли похвастаться тем, что знают, какого цвета «ежик» у ее императорского величества эрцгерцогини австрийской…

Самоотречение Марии-Луизы в конце концов вразумило членов Конгресса, и герцогство Пармское было пожаловано — но не бывшей французской императрице, а неверной жене Наполеона I.

НАПОЛЕОНУ УДАЕТСЯ УБЕЖАТЬ С ОСТРОВА ЭЛЬБА БЛАГОДАРЯ КРАСАВИЦЕ БАРТОЛИ, ЛЮБОВНИЦЕ ПОЛКОВНИКА КЭМПБЕЛЛА

Любить женщину какое отдохновение!

Виктор Гюго

Пока члены Венского конгресса нападали друг на друга, тщательно подбирая слова, как положено дипломатам, Наполеон продолжал вести тихую спокойную жизнь на острове Эльба.

Каждый день он поднимался до рассвета и, наскоро перекусив, в течение часа занимался садом. После этого он принимал очень горячую ванну, затем голый долгое время сидел на стуле и обеими руками изо всех сил чесал ляжки. Это странное занятие длилось добрых полчаса. Останавливался Наполеон лишь тогда, когда зудевшие прыщики начинали кровоточить, и, подозвав Маршана, своего камердинера, весело говорил ему:

— Вот что заряжает меня хорошим настроением на целый день. Это гораздо лучше всяких пластырей от нарывов.

Спустя десять минут императорские ляжки втискивались, словно в чехлы, в лосины из белого сукна, и Наполеон с чувством облегчения отправлялся до завтрака в горы.

После полудня правитель вновь выходил из дома с пастушеским посохом в руке и шел по деревням. Он обследовал свой остров, останавливался поболтать с рыбаками, наблюдал, как идут дела на горных разработках, и к шести часам возвращался домой. После обеда он играл в карты с королевой-матерью, Бертье, Друо и полковником Кэмпбеллом, представлявшим на острове союзную Англию. Игра часто расстраивалась из-за того, что Наполеон передергивал карты. И наконец, в девять, встав из-за стола, он подходил к фортепиано и одним пальцем брал следующие ноты: до до соль соль ля ля соль фа фа ми ми ре ре до. Это означало, что пора расходиться, и все шли спать, А экс-император, словно подражая королю Ивето из песен Беранже, в которых поэт иносказательно критиковал императора Бонапарта, поднимался к своей «маленькой Жаннетте».

С некоторых пор ею была пышнотелая Лиз Лебедь, прибывшая на остров в сопровождении своей матери исключительно для того, чтобы несчастный изгнанник мог насладиться ее расцветшими прелестями…

В начале ноября к Наполеону приехала погостить сестра Полина, и в жизни маленького двора произошли большие перемены. Почти каждый день устраивались балы, праздники, концерты. Наполеон, плененный красотой сестры, с мальчишеским рвением и азартом участвовал во всех забавах и шалостях. Его видели то в костюме клоуна, то он представлял Пьеро или Арлекина. А как-то раз, к вящей радости присутствующих, он засунул себе в уши бумажные рожки.

Полина, эта добрая душа, окружила себя самыми красивыми женщинами, какие только были на острове, чтобы постель любимого братца никогда не пустовала.

Сначала, разумеется, она приблизила к себе Лиз Лебель, затем мадам Беллини-Ступиевски — неистово-страстную испанку, супругу польского офицера; далее, одну за другой, мадам Коломбани, некую мадемуазель Вантини и других женщин, чьи имена до нас не дошли, но, несомненно, они обладали искусством приводить Наполеона в прекрасное расположение духа.