Наполеон и Жозефина

И он вышел, в ярости хлопнув дверью. В тот момент Бернадот еще смог бы помешать Бонапарту. Ему достаточно было пойти к друзьям в Ассамблею, поднять тех, кто проходил по улице Победы и заставить проголосовать за декрет, ставящий Бонапарта вне закона.

Послушаем Тибодо:

"Обнародовав декрет, уже подготовленный Ожеро и Журданом и ставящий Бонапарта вне закона, Бернадот мог бы поднять гренадер и другие полки. Но он любил свою жену и молчал о готовящемся событии. Связанный своим обещанием ей, он остался в стороне".

Позже Бернадот признается в своем "малодушии" и скажет Люсьену, роль которого в качестве президента Совета пятисот остается не до конца ясной:

— "Да, вы совершили преступление против власти, против вашей республиканской совести, и вы знаете это лучше меня… Но могу ли я упрекать вас в том, что вы не последовали примерам патриотизма, которые дала нам история, если я сам, уступив просьбам Жозефа, не сделал того, что должен был сделать? Почему? Потому, что Жозеф — муж Жюли, сестры Дезирэ, моей жены… Вот каким образом готовилась судьба великой империи…

Вы знаете, что все Сент-Антуанское предместье было на моей стороне, с нами были войска, народ подчинился бы моему приказу и не остался в дураках. Нет, все пошло не так, как следовало. Восторжествовала слабость: благодаря вам и благодаря мне — я дал себя завлечь прекрасными словами в тот момент, когда мог всему помешать!"

В очередной раз любовь сыграла роковую роль в истории Франции.

В девять часов утра чета Барон и мадам Сулар, оставившие все свои дела, увидели казенный экипаж, остановившийся перед домом Бонапарта. Из него вышли три человека, один из которых оказался государственным курьером в форменном мундире.

— Это делегация из Ассамблеи, — сказал мсье Барон. — Они приехали за Бонапартом, чтобы предоставить ему власть.

Но мсье Барон в своем энтузиазме немного поторопил события. На самом деле эти три человека прибыли, чтобы передать корсиканцу секретную депешу Совета старейшин, который в целях конспирации был переведен в Сен-Клу. В послании говорилось, что "генерал Бонапарт, назначенный командующим парижским гарнизоном, должен принять все необходимые меры для соблюдения безопасности национального представительства".

Это послание, отредактированное его сообщниками, должно было помочь корсиканцу свергнуть Директорию.

Четверть часа спустя супруги Барон и мадам Сулар увидели, как из особняка Шантерен выбежали гвардейцы, вскочили на лошадей и сразу взяли в галоп.

— Они поехали, чтобы арестовать членов Директории, — сказала мадам Сулар. Но храбрая женщина ошиблась. Гвардейцы отправились развешивать воззвания и распространять листовки, которые Бонапарт велел отпечатать накануне.

"Внезапно, — как свидетельствует Гастон Понтье, — все обитатели улицы Победы одновременно воскликнули: "Вот он!" Со всех сторон раздавалось: "Да здравствует Бонапарт! Спасите Республику! Долой Директорию!"

Корсиканец появился на белом коне, сопровождаемый генералами. Под возгласы приветствия кортеж направился по бульвару Мадлен к Тюильри. К десяти часам Бонапарт принял присягу перед Ассамблеей. В одиннадцать часов Сиейес, Роже Дюко и Баррас сложили свои полномочия, а Гойе и Мулен, отказавшиеся подать в отставку, были взяты под стражу в Люксембургском дворце. К полудню Директория перестала существовать.

Вечером, довольный собой, Бонапарт возвратился на улицу Победы, где его ждала Жозефина.

— Все прошло очень удачно, — сказал он ей. — Настолько удачно, что я даже не успел произнести в Тюильри заготовленную речь.

— Какая жалость! — сказала Жозефина, садясь к нему на колени. — Ведь речь была так хороша! Мне очень нравятся фразы из нее: "Я вам оставил мир, а сам вновь обретаю войну; я оставил вам завоеванное мною, а враг пересек ваши границы…"

— Постой, — сказал Бонапарт, — я не произнес эту речь в Тюильри, но народ ее все же услышал… После сессии, когда я находился в саду с Ботто, ко мне подошел секретарь Барраса и объявил об отставке нашего друга. Вокруг собралось много солдат, и там я произнес речь, которая тебе так понравилась… Успех был необыкновенный!

Восхищенная Жозефина поцеловала мужа в шею:

— Бедный Ботто, должно быть, он был очень удивлен, что ты обратился к нему в таких торжественных выражениях.

— Наверное, но я постарался тихо успокоить его, пока мне аплодировали.

— А что же Ботто? Он последовал за Баррасом?

— Нет, он решил оставить политику и опять стать дантистом.

— Что ж, он поступил мудро, — вздохнула Жозефина.