Наполеон. Изгнание из Москвы

В то же самое время далеко на юге импульсивный Багратион, как казалось, был безнадежно отрезан от основной армии Барклая-де-Толли, все еще неуклонно отступавшего на восток. Возможно, он отступал, чтобы укрепиться лагерем на Дриссе, на Двине, уже пошел слух, что там грядет русский Торрес-Ведрас[12]. Барклай, возможно, все еще надеялся где-нибудь у Смоленска или восточнее его воссоединиться с отрезанным от основных частей Багратионом. Наполеон не был в этом уверен. В донесениях имелась противоречивая информация. Огромная страна, где летние грозы превратили и так никуда не годные дороги в непролазное болото. Наполеон тем не менее был уверен в одном: в крайней уязвимости Багратиона и его 40 тысяч человек, которые уже отстали от основных частей отступающей армии на 80 лиг, а поскольку перед Наполеоном был ученик Суворова, то он, как искусный паук, ждал, когда бесстрашная муха ринется в расставленные им сети.

Тем временем в Европе происходило много разных событий, и литовская столица кипела от активности дипломатов, сновавших тут и там, курьеров, галопом скачущих с депешами в резиденцию Наполеона в старом городе. В депешах содержались донесения из Парижа, Вены, Неаполя, Милана, Берлина и даже выдержки из английских газет, а также последние новости с ощетинившегося штыками, воюющего Пиренейского полуострова.

Курьеры Наполеона, имевшие богатый опыт в преодолении больших расстояний с максимальной скоростью, добирались из Парижа до Вильно за 10 дней. Сейчас, когда для этого необходимо преодолеть столько границ и пройти огромное количество формальностей, путешествие на автомобиле займет столько же времени. Во времена империи приоритеты соблюдались неукоснительно. Курьеров с депешами никто не беспокоил ненужной волокитой. На каждом посту, где проходила их дорога, их пропускали быстро и без лишних формальностей, так что некоторые из молодых кавалеристов Наполеона, двухлетние солдаты шестой кампании, могли скакать день и ночь без отдыха в течение недели. И это было необходимо: император готовился начать военную кампанию, которая заставит его продвинуться в глубь России на 550 миль, но он продолжал держать в своих руках все нити, позволявшие ему руководить правительствами Европы. Даже на таком расстоянии от своей столицы все значительные решения он принимал единолично.

К нему приходили послы, концессионеры, все, имевшие срочные дела и кто сумел пробраться к нему через кольцо из 25 тысяч больных, заполонивших город, и случайно добился аудиенции, обойдя нетерпеливых солдат с донесениями из дальних армейских частей. Несмотря на эту суету, большую часть мыслей императора занимало обдумывание двух вопросов: как и когда вынудить основную армию Барклая-де-Толли принять решающее сражение и как скоро Багратион попадется в расставленные для него сети?

Он принял менее спешное решение, когда узнал, что его брат Жером находится в Гродно, на Немане. Жером не обращался к императору за приказами (он был из молодых людей, принимавших самостоятельные решения, которые почти всегда оказывались ошибочными), скорее он жаловался, что генерал Вандамм, один из самых грубых старших офицеров Великой армии, участвовал в грабежах. Наполеона эти жалобы возмутили. Он знал брата и знал, почему тот ненавидел Вандамма так же искренне, как ненавидел Даву. Когда Жером оказался на троне обанкротившегося королевства Вестфальского, за несколько лет до этого Даву заставил его отказаться от беспощадных требований контрибуции в императорскую казну. Но то, что произошло между Жеромом и Вандаммом, было еще хуже, поскольку затронуло честь молодого человека. Во время Прусской кампании 1806 года генерал Вандамм заметил, как король Жером бесцельно мечется возле траншей за Нейссом, а ядра градом сыплются около него, окатывая жидкой грязью. Мастер иронических выпадов, Вандамм заметил: «Чертовы ядра! Никакого уважения к посторонним!»[13] Жером так никогда и не простил ему этого замечания, и сейчас, представляя южный край капкана, который Наполеон расставил для Багратиона, он командовал 60 тысячами человек, а Вандамм находился у него в подчинении. Произошло то, что можно было предвидеть: в отношениях между Жеромом и Даву возникли осложнения. Последний в тот момент стоял со своим корпусом у Минска, в 100 милях юго-восточнее Вильно, ожидая удобного момента, чтобы напасть на Багратиона, когда тот будет отступать. Никаких недостатков с его стороны в западне не было. Корпус «железного маршала» был самым дисциплинированным в Великой армии, а его солдаты имели репутацию прекрасных вояк даже среди ветеранов гвардии[14].

Багратиону оставалось только появиться в пределах досягаемости, как он сразу попадал в окружение. Единственным слабым местом в этом образце стратегии Наполеона была армия Жерома — неопытного, самовлюбленного молодого дурака.