Наполеон. Заговоры и покушения

– Не верьте ему! – вмешался в дело полковник Дусэ.

– Солдаты! Я – губернатор Парижа!

– Не верьте ему, – поддержал полковника капитан Лаборд.

– Вы будете отвечать перед Сенатом…

– Не слушайте его! Это разбойник! Это заговорщик!

– Кто это тут говорит о заговорщиках? – это в комнату вдруг ворвался Рато.

– Солдаты! – закричал Лаборд. – Хватайте и этого человека! Это эмигрант, шуан!

– Я – шуан! Я – эмигрант! – взревел Рато. – Что это за гадство? Я Жан Рато из Бордо! Я – адъютант вот этого генерала.

– Никакой это не адъютант, – перебил его Лаборд. – Разоружите его и свяжите!

Приказ был выполнен, и брызжущего слюной Рато повалили на пол.

– Оставьте его! – крикнул генерал Мале. – Во всем виноват лишь я один. Даю слово, что я не буду сопротивляться.

* * *

Арестованного и связанного генерала вывели на балкон, где полковник Дусэ объявил, что Наполеон жив, а Мале – самозванец.

– Французы! – крикнул он собравшейся на площади толпе. – Наш Великий Император бессмертен! Тревожные слухи, возмутившие вас, порождены врагами порядка. Весть о гибели императора – провокация! Возвращайтесь к своим обычным занятиям…

– Да здравствует император!!! – неуверенно закричали солдаты.

Затем полковник Дусэ приказал обескураженной 10-й когорте возвратиться назад в казармы. Деятельный Лаборд отправил гонца в тюрьму Ля Форс с приказом срочно освободить министра полиции и его чиновников. Савари и Демаре были тут же выпущены на свободу.

В девять часов утра с заговором было покончено, оставалось арестовать лишь отдельных его участников, пустившихся в бега. Все, что было запланировано на протяжении четырех лет, рассыпалось в один момент.

Архиканцлер Камбасерес созвал в Тюильри экстренный совет министров. Министры Кларк и Савари начали упрекать друг друга за неосмотрительность, но Камбасерес резко прервал их:

– Сейчас не время для подобного ребячества. Эта попытка государственного переворота должна быть наказана примерно и быстро. Отсутствие мгновенной и суровой реакции может вызвать ощущение, что заговорщики были правы, и может начаться паника. Нужно действовать, а не заниматься взаимными обвинениями.

По результатам заседания был создан военный совет, приступивший к допросу захваченных заговорщиков.

Вечером того же дня многоопытный Камбасерес написал своему старому другу, бывшему третьему консулу Лебрёну:

«Теперь хотелось бы узнать, как император отреагирует на это неприятное дело. Эта неизвестность для меня мучительна».

О первой реакции Наполеона на события в Париже рассказывает в своих «Мемуарах…» генерал де Коленкур:

«Согласно донесениям, полученным императором, поведение префекта департамента Сены господина Фрошо было небезупречным, а то, что император узнал позже, укрепило его в этом мнении».

Военный министр генерал Кларк смотрел на этот заговор иначе, чем министр полиции Савари.

– Кларк, – сказал Наполеон, – убежден, что это большой заговор и что имеются еще другие, более важные руководители.

– Министр полиции утверждает обратное, – возразил де Коленкур.

– В первый момент, – продолжил Наполеон, – сообщение о моей смерти заставило всех потерять голову. Военный министр, вечно распинающийся передо мною в своей преданности, не потрудился даже надеть сапоги, чтобы пойти в казармы, привести войска и вытащить Савари из тюрьмы. Один лишь Юлен проявил мужество.

– Полковник Дусэ и капитан Лаборд тоже показали присутствие духа.

– Да, но поведение префекта полиции Пакье непостижимо. Как полагаться на подобных людей, – прибавил император с горечью, – если первокласснейшее воспитание отнюдь не гарантирует с их стороны верности и чести? Слабость и неблагодарность Пакье приводит меня в бешенство.

После первых сообщений император с нетерпением ожидал следующей эстафеты, желая поскорее узнать результаты предпринятого расследования.

– Этот бунт, – говорил он, – не может быть делом одного человека.

Прибывшая очередная эстафета, чудом прорвавшаяся сквозь казачьи заставы, доставила подробности, которые подтверждали сообщения генерала Савари. Но военный министр Кларк по-прежнему усматривал в этом деле обширный заговор, и его сообщения все время беспокоили императора, которого поведение скомпрометированных лиц возмущало до такой степени, что он говорил об этом, не переставая.

– Рабб – дурак, – негодовал Наполеон. – Ему достаточно показать большой печатный бланк с поставленной на нем печатью. Но как был обойден и обманут Фрошо, человек умный, человек с головой?

– Он – старый якобинец, – предположил де Коленкур, – наверное, его снова соблазнила республика.