Наполеоновские войны

Военная же администрация империи была просто запутана. Формально за все вопросы, относящиеся к внутреннему управлению армией, отвечал гофкригсрат (Hofkriegsrat) — дворцовый военный совет, но на деле возник целый ряд специализированных учреждений, рассматривавших отдельные вопросы, входящие в его компетенцию, и к тому же, несмотря на это, от него независимых. Франц в 1792 г. отдал распоряжение о формировании особого отдела штаатсрата (Staatsrat) — государственного совета по военным делам, подрывая таким образом верховенство гофкригсрата. В то же время гофкригсрат часто обсуждал стратегическое планирование, хотя эта функция формально относилась к квартирмейстеру генерального штаба. Всю систему отягощали канцелярские документы — Леопольд II сокрушённо жаловался на «многочисленные, бесполезные, более чем достаточные и докучливые рапорты, доклады и отчёты, а Тугут (Thugut) говорил, что они перегружены «деталями и военным педантизмом»»[226].

Мало того, что система была нестерпимо громоздкой, но вдобавок к этому подпиравшая её армия чиновников славилась своей неэффективностью. Нередко получавшие свои места благодаря клиентажу и непотизму и имевшие гарантированное будущее, поскольку продвижение по службе основывалось исключительно на выслуге лет, они не имели формального образования и, по крайней мере на нижних уровнях, частенько отличались леностью, продажностью и некомпетентностью. Шансы системы на избавление от коррупции существенно уменьшались тем, что инфляция, принесённая войной, почти к нулю свела жалованья чиновников. В то же время эта система, разумеется, не поощряла самостоятельности, поскольку очень многие чиновники легко находили способы передать сколько удавалось дел на решение начальникам. Наконец, за редкими исключениями бюрократия враждебно относилась к сравнительно популистским аспектам иосифианства, и тщетно было бы рассчитывать на изменение её позиций в разгар войны с революционной Францией.

В сравнении с этими трудностями многообразные недостатки самой армии — нехватка стрелков, неполноценное военное образование, преобладание дворян в офицерском корпусе, престарелые военачальники и устаревшие полевые орудия — являлись относительно незначительными: в конце концов, австрийцы в 1800 г. при Маренго почти разгромили самого Наполеона. И хотя они едва ли имели принципиальное значение, именно они стали центральным элементом при обсуждении преобразований. Так, например, мы видим, что в середине 1790-х гг. такие офицеры, как барон Мак и младший брат Франца II, эрцгерцог Карл, выступали за расширение использования тактического наступления (хотя от стрелков и колонны отказывались в пользу линейного строя) и введение корпусной системы. Однако о более широких преобразованиях и мысли не было, поскольку поражения Австрии приписывались ошибкам высшего командования. Особую неприязнь встречала идея о том, что армия совсем не обязательно должна состоять исключительно из служащих длительное время профессионалов. Так, по словам эрцгерцога Карла: «Народные восстания, вооружение народа, быстрый сбор неподготовленных добровольцев и т.п. никогда не смогут создать надёжную армию»[227]. Когда Франц в 1798 г. учредил специальную комиссию по реформе, единственным итогом её работы стало формирование нескольких новых полков.

И всё же, как свидетельствуют сокрушительные поражения 1800 г., этого было мало, и в результате Франц назначил эрцгерцога Карла президентом гофкригсрата и приказал ему сформулировать подробный, всесторонний план военной реформы. Карл, хоть и совсем не был радикалом, по крайней мере понимал, что военные и внутренние вопросы неразделимы, и его очень беспокоили недостатки управления империей; он полагал, что они настолько ужасны, что могут даже вызвать революцию. Эрцгерцог был не одинок: на воскрешении иосифианства настаивали не только некоторые его братья, включая эрцгерцогов Райнера и Иосифа, но и новый министр иностранных дел Кобенцль (Cobenzl) соглашался с необходимостью крупномасштабной рационализации, наконец, даже Коллоредо пришёл к выводу, что дальше так жить нельзя. Он писал Кобенцлю:

«Меня бросает в дрожь, когда думаю… о том, что вижу… Всё уплывает сквозь пальцы… запутано, связи разорваны, никто ни за что не отвечает, нет сил взять себя в руки… О Боже, когда же всё это закончится?»[228]