Наполеоновские войны

Как и во всех мифах такого рода здесь есть определённая доля правды. С культурной точки зрения, эпоха Реставрации, безусловно, являлась эпохой контрреволюции. После наполеоновских войн французская революция возбуждала гораздо больше страхов, чем тогда, когда она случилась, следствием чего стало мощное возрождение религии, направленное как на поддержку европейских монархий в их борьбе с угрозой восстаний, так и на восстановление влияния церкви. Отсюда призывы таких деятелей как Фридрих Шлегель (Friedrich Schlegel), Жозеф де Местр (Joseph de Maistre), Луи де Бональд (Louis de Bonald) и Гюг де Ламенне (Hugues de Lamennais) к возврату к идеализированной теократии, при которой светские правители брали бы на себя обязательство лояльно относиться к папе, а католическая церковь пользовалась бы полной независимостью, а также неограниченными правами на цензуру. Параллельно с этим шло широкое наступление на масонство и, в первую очередь, на еврейство, при этом писатели типа Фридриха Руса (Friedrich Ruhs) требовали таких мер в их отношении, как насильственное обращение в христианство, рабство и даже истребление. Поскольку, по крайней мере некоторые, европейские монархи были только рады сотрудничеству с любой силой, которая обещала защитить их от призрака якобинства, оказалось, что, в частности, настоящая война, которая в восемнадцатом столетии во многих государствах велась против католической церкви, теперь приостановилась, при этом многие её права были восстановлены рядом конкордатов. Одновременно имела место более или менее сильная политическая реакция, связанная с ликвидацией либеральных конституций в Испании и Сицилии, уничтожением институтов представительного правления, существовавших в таких исчезнувших с политической карты государствах-сателлитах, как Вестфалия и Итальянское королевство, реставрацией абсолютизма в Пьемонте и Папской области после того, как они вновь стали независимыми государствами, и, в первую очередь, образованием в сентябре 1815 г. Священного союза под руководством Александра I. Наконец, последовала сильная реакция в социальном отношении: повсюду появилась тенденция к восстановлению прав гильдии, отмене уступок, сделанных евреям и, будь то в формальной или неформальной форме, к укреплению позиций аристократии (так, в Испании Фердинанд VIII прославился проявлениями благосклонности к титулованным грандам, ничего или почти ничего не сделавшим в войне против Франции, за счёт людей незнатного происхождения, долгие годы воевавших за его права; в равной мере в Пруссии тихо отказались от Эдикта о жандармерии, и буржуазию вновь начали постепенно вытеснять из офицерского корпуса).

Одновременно период 1814–1815 гг. стал также временем «белого террора». На высшем уровне это выражалось в арестах и казнях — заключение в тюрьму и последующий судебный процесс по делу многочисленных сторонников либерализма в Испании, казнь маршала Нея и ряда других армейских офицеров во Франции — а на низшем уровне чернь вновь взяла закон в свои руки. Например, по всей Испании время после майского переворота 1814 г. отмечено рядом бунтов и других беспорядков по мере того, как чиновников-конституционалистов изгоняли из городской администрации и запугивали в соответствии с распоряжениями Фердинанда VII. Во Франции Сто дней имели кровавые последствия кое-где на юге, когда роялистские miquelets убивали протестантов, якобинцев и общественных деятелей, связанных с империей, например губернатора Тулона, маршала Брюна (Brune), а по Страсбургу прокатились беспорядки, направленные против евреев. В Италии после капитуляции Евгения Богарне вспыхивали антибонапартистские бунты в Милане, а в Германии происходили антисемитские демонстрации, при этом из Любека и Бремена изгнали всех евреев.