Наполеоновские войны: что, если?..

Кроме того, английская армия имела вернейшее доказательство победы: она расположилась на месте, занимаемом французами во время сражения, с твердым намерением возобновить оное на следующий день.

Впрочем, все сие зависело от известий, ожидаемых из Флерюса, откуда во все продолжение дня слышан был гул ужасной канонады – верный признак генерального сражения между Наполеоном и князем Блюхером.

Представляя Вам обстоятельные подробности о сей краткой, но достопамятной кампании, сражение при линии оставляю до другого времени.

Засим остаюсь, и проч.

ПИСЬМО VII

К Майору

Выступив против Блюхера с центром и правым крылом своей армии, Бонапарт, вероятно, предполагал, что Нею гораздо легче будет исполнить свое предприятие, нежели ему, и что маршал не встретит никакого затруднения в пути своем к Брюсселю или его окрестностям до тех пор, пока англичане успеют собрать силы, могущие остановить его; сам же вознамерился напасть на Блюхера и, одержав над ним победу, прервать всякое сообщение между прусской и английской армиями, дабы таким образом заставить их действовать отдельно.

Прусский ветеран расположился в крепком стане, ожидая неприятеля, ненавидимого им более всего на свете. Армия его простиралась по линии, где три деревни, построенные на отлогом и неровном месте, служили редутами, которые защищала пехота, подкрепленная артиллерией. Правое крыло его заняло деревню Сен-Аман, центр – Линьи, а левое – Сомбреф. Во всех этих хорошо выстроенных деревнях было много домов с пространными задними дворами или огородами, из коих каждый мог служить пунктом защиты. Место, открывающееся за ними, образует некоторую возвышенность, перед которой был глубокий овраг, кое-где покрытый кустарником. Деревни находились на краю оврага и позади каждой из них расставлены были пехотные отряды, с тем чтобы в случае нужды подкреплять защищавших оные.

В своей крепкой позиции Блюхер соединил три корпуса армии, что составляло до 80 000 человек; четвертый же, под командой Бюлова – генерала, отличавшегося во время кампании 1814 г. – квартировавший между Льежем и Ганнутом, к нему еще не подоспел. Силы неприятельские простирались, как видно из прусских депеш, до 130 000 человек; но так как Ней при Катрбра имел не менее 30 000 человек, то, по всей вероятности, войско, находившееся под командой Бонапарта в сражении при Линьи, считая в том числе резерв, составленный из всей первой дивизии, не превышало 100 000 человек. Таким образом, обе армии были почти равны числом; они были также равно воодушевлены мужеством и воинским жаром.

Пруссаки никогда не забудут тех бедствий, которыми французы обременили их отечество после Йенского поражения. Разорение мирных сел, сопровождаемое всеми ужасами, какие только могут выдумать распутство, грабительство и бесчеловечие; убиение братьев и детей, насилие, причиненное женам и дочерям, – вот что было предметом разговора на биваках, вокруг огней, между солдатами прусского Ландвера и возбуждало в них ненасытное мщение. Счастливая кампания 1814 года была слишком коротка для утоления их мести; теперь настало благоприятное время, в которое они надеялись вполне насытить жажду оной.

Французы также питали к пруссакам личную ненависть, не менее их воодушевлявшую. Как, думали они, сии пруссаки, сохранившие свою независимость единственно по милости императора, который одним словом мог обратить государство их в провинцию, сии самые пруссаки, коим мы так великодушно позволили участвовать в наших победах, первые осмелились поднять против нас знамя бунта, когда ярость стихий истребила армии, ведомые Бонапартом для завоевания России?! Но сего не довольно: они вторглись в священные пределы Франции, разбили наши войска на нашей же земле и сильно вспомоществовали занятию столицы. Кроме того, ими командовал Блюхер, непримиримый враг французов, которого никакое поражение не могло ослабить, никакой успех – удовольствовать. Даже когда Парижский договор принят был полномочными других держав, как для всех выгодный, сей непреклонный полководец явно изъявил свое неудовольствие, видя Францию столь счастливо окончившей борьбу. Посреди радостных кликов и всеобщих поздравлений на лице его изображалось (так думали парижане) свирепое негодование.

Теперь сей непримиримый враг был пред ними и предводительствовал войсками, воодушевленными подобными чувствами и составлявшими авангард бесчисленной армии, которая, если бы не была решительно разбита, наводнила бы Францию и исполнила мстительный план свой, в прошлом году столь странно уничтоженный.

Воспламененные национальной ненавистью, обе партии отвергнули обыкновенные законы войны и ту взаимную разборчивость в сношениях, которая умеряет иногда жестокость оной. Пруссаки объявили свое намерение – ни давать, ни просить никакой пощады; две французские дивизии выставили черное знамя в знак такого же объявления. Меня уверяли, что они, для изъявления смертельной ненависти своей, искажали или отрезывали уши пленным, попавшимся в их руки при переходе чрез Самбру.