Наполеоновские войны: что, если?..

После распоряжений, отданных на ночь, герцог Веллингтон занял квартиру в худом трактире небольшой деревни Ватерлоо; армия встала под ружьем на скате небольшой возвышенности, которая почти вся была покрыта рожью, еще не сжатой. Французские полки приходили один за другим в продолжение вечера и заняли высоту в виду англичан; деревни, расположенные позади сего возвышения, наполнены были солдатами многочисленной их армии. Бонапарт же занял квартиру в маленькой деревне Планшенуа.

После таковых распоряжений оба генерала ожидали происшествий, долженствующих совершиться в следующий день. Казалось, самые стихии вооружились против готовившейся битвы; жестокая гроза свирепствовала всю ночь и была сопровождаема яростными порывами ветра, проливным дождем, беспрерывным сверканием молнии и сильными ударами грома, какого офицеры наши никогда не слыхивали.

Обе армии претерпевали ужасную бурю на открытом биваке без всякой защиты. Хотя сие обстоятельство было общим, однако же англичане (как в сражении при Азенкуре), казалось, упали духом, тогда как надменность и жар французов возвысились до степени, необыкновенной даже у солдат сей нации.

Англичане не могли удалить мысли, что успех при Катрбра, стоивший им столь дорого, не имел, по крайней мере им так казалось, никакого последствия. За многотрудным маршем и кровопролитным сражением последовала ретирада, равно изнурительная; поражение же пруссаков, о котором слух начал распространяться с обыкновенными прибавлениями, доставило Бонапарту удобство атаковать их отдельно со всеми своими силами, кроме весьма малого числа войск, употребленных им для преследования побежденных и рассеянных союзников. Если прибавить к сему, что в рядах англичан находилось несколько тысяч иностранцев, на верность которых нельзя было положиться, то надобно признать, что их уныние было не без причины; несмотря на то, они имели беспредельную доверенность к своему вождю, необоримую храбрость и твердую решительность в исполнении своего долга, предоставляя все прочее Провидению.

С другой стороны, французы, получив успех при Линьи, забыли потери свои при Катрбра и если вспоминали об оной, то не иначе как приписывая ее измене. Говорили, будто Бурмон и еще некоторые офицеры судимы были военной следственной комиссией за дурное поведение, бывшее причиной сего несчастия.

К сему неосновательному слуху, которым Бонапарт искусно умел польстить оскорбленной гордости солдат своих, присоединились доказательства более убедительные: допуская неполный успех Веллингтона, говорили они, будто английский генерал командовал только правым крылом прусской армии и разделял поражение с Блюхером, что он сам подтвердил, подражая его отступлению. Все способствовало торжеству их; ни один солдат не думал, чтоб англичане осмелились учинить расстах[127], а и того менее сопротивляться победителям до тех пор, пока не будут прогнаны к кораблям своими; никто из них не сомневался в присоединении к императору бельгийских войск; а предполагать, что на другой день поутру они могли встретить какие-либо препятствия в пути своем к Брюсселю, значило обнаружить худое усердие, и потому все сожалели о бурной ночи как об обстоятельстве, способствовавшем ретираде англичан.

Сам Бонапарт разделял или казался разделяющим сии чувствования: когда туманная заря 18 июня открыла ему неприятелей, расположенных еще на высотах, которые они заняли в прошедшую ночь, и казалось, решились защищать, он не мог скрыть своей радости и воскликнул, простирая руки к английским позициям с движением, изъявлявшим желание схватить добычу: «Наконец и англичане в моих руках!»

Радость французов по обыкновению обнаруживалась в остротах, отпускаемых насчет неприятелей. Смерть герцога Брауншвейгского была главным предметом сарказмов французских офицеров, которые хотели доставить двор Иерониму, бывшему королю Вестфалии. Чтобы сей лестью снискать благоволение своего государя, они смеялись над злосчастной судьбой Брауншвейгских герцогов. Национальная одежда бедных монтаньяров, которые были еще расположены по постам, занимаемым ими при Катрбра, подавала повод ко многим насмешкам, коих не хочу здесь приводить, но ссылаюсь на французскую пословицу: «il riv bien qui rit le dernier».