Наполеоновские войны: что, если?..

Дома и деревушки, подвергнувшиеся более прочих артиллерийскому огню, весьма много потерпели от ядер, которые пролетали сквозь них во всех направлениях. Деревня Ге-Сент почти вся была разрушена. В окрестностях все дома наполнены были ранеными, из коих многие едва имели силу добраться до ближайшего убежища, где бы могли спокойно умереть.

В деревне Сен-Жан и прочих, находившихся посреди английских позиций, оказались только проломы вокруг окон и в наружных стенах. Деревни же, расположенные на противоположной высоте, между французскими бивуаками, будучи совершенно разграблены, потерпели и снаружи и внутри.

К прочим доказательствам отличного мнения, какое иностранцы возымели об английском великодушии, можно отнести требование значительной суммы денег, учиненное владельцем этих мест, за деревни, сделавшиеся жертвой сражения при Ватерлоо. Его спросили, почему он надеялся на исполнение требования, столь странного в военное время, когда известно было, что ни один английский солдат не мог участвовать в разорении, на которое он жаловался, ибо разграбленные деревни и дома находились на позиции Бонапарта? Фламандец хотя и не читал Лейда, знал, однако же, очень хорошо учение об убытке по роду следствий, так что не понимал влияния, какое имело представленное опровержение на его требование. Он сказал, что если б англичане не защищали дорогу с таким упорством, то французы спокойно пошли бы на Брюссель и не причинили никакого опустошения. Наконец, получив решительный отказ, он принужден был замолчать, хотя не с большим удовольствием. Угумон (место, важнейшее из всех) был совершенно разрушен. Обгорелые остатки маленького замка лежали кучами посреди сада, коего плодоносные и полураздробленные деревья дают еще достаточное понятие о прекрасном состоянии, в котором находилось это жилище до тех пор, пока военная гроза не разразилась над ним. Многие путешественники покупали персики и собирали оставшиеся в саду орехи с благочестивым намерением произрастить в Англии деревья, кои бы сохранили память об этом знаменитом месте. Роща, окружавшая Угумон, почти вся повалена ядрами и картечью; я заметил одно дерево, которое было поражено в двадцати различных местах. Я думаю, что владетель опустошенного замка получит от нидерландского правительства справедливое вознаграждение. (Не могу умолчать о том, что несмотря на все старания сжечь или погребсти трупы, земля во многих местах, особенно около Ге-Сент и Угумона, издавала вонючий запах: это заставляет предполагать, что погребение совершено было неаккуратно или наскоро).

Число убитых с точностью определить нельзя; впрочем, с довольной вероятностью можно предположить до 40 000 павших с обеих сторон до начала отступления. Я разговаривал с некоторыми очень сведущими офицерами, которые полагают гораздо более. Представив себе столько трупов человеческих (не говорю уже о многих тысячах убитых лошадей), зарытых на пространстве двух миль в длину и одной в ширину, невольно изумишься, как еще не распространилась зараза в дополнение к ужасам битвы.

Жители Ватерлоо подвергались великим опасностям и разорению в продолжение сей жестокой борьбы; несмотря на то, они нашли средства с избытком вознаградить свои потери. Сперва они участвовали в воинских добычах, ибо наши солдаты, будучи слишком изнурены, не могли им в том воспрепятствовать. Многие из них грабили французские и даже английские обозы, в то самое время как наши войска, получив приказание сражаться в отступлении, принуждены были бросить все, что могло задержать их в пути, лежащем через Сванийскую рощу. Слава приближавшейся победы исполнила восторгом все сердца, так что никто и не думал преследовать грабителей. Многие из наших офицеров лишились своего платья и прочих пожитков в ту минуту, когда уже готовы были, так сказать, занести ногу на французскую землю.

Более невинный источник обогащения жители окрестностей нашли в продаже разных мелочей и оружия, собранного ими на поле сражения. Сии вещи сами по себе не имели никакого достоинства и сделались драгоценными единственно по любопытству англичан, так точно, как некогда в Риме книги Сивиллы по своей редкости и постепенному уменьшению. В каждой деревне открыты были рынки для английских путешественников. Во время моего проезда мужчины, женщины и дети бегали к нам навстречу и предлагали шпаги, пистолеты, карабины, ножны и пр. и пр. За все можно было заплатить весьма умеренную цену. Я купил себе довольно хороший карабин за пять франков, хотя должен был торговаться долгое время, ибо старушка, коей он принадлежал, запросила с меня наполеондор – цену, почти равную той, которую я заплатил в Бирмингеме.