Наполеоныч. Дедушка русского шансона

Весь апрель репетиции нового ансамбля Гартевельда ведутся в авральном режиме. А 4 мая популярная ежедневная «Петербургская газета» в разделе «Театральное эхо» помещает небольшую заметочку следующего содержания:

Видя успех начинания Гартевельда, артисты наперегонки принялись издавать и записывать модные «песни каторжан». Из коллекции М. Кравчинского

«Записавший песни каторжан в Сибири В. Гартевельд обратился к московскому градоначальнику с просьбой запретить исполнение этих песен в разных «увеселительных» садах, находя, что эти песни «скорби и печали» не к месту в таких заведениях. Просьба Гартевельда градоначальником удовлетворена».

Впоследствии сей невеликий текстик будет использован сторонниками версии «Гартевельд — борец с ужасами царизма» как доказательство четкой, последовательной гражданской позиции Наполеоныча. Но вот лично у меня отношение к нему — строго перпендикулярное.

В процитированном газетном тексте речь идет о пластинках, записанных Наполеонычем. К тому времени во всех уважающих себя заведениях общепита имелись сопутствующие услуги — бильярд и музыка (граммофон). И только-только поступившие в продажу записи каторжных песен, разумеется, пользовались у кабатчиков повышенным спросом. Однако Вильгельму Наполеоновичу массовая ротация своего песенного материала на данном этапе — не с руки. Пластинки — они и после никуда не денутся. А сейчас ставка делалась исключительно на живую музыку. На программу, первая треть которой представляла собой сольное выступление Гартевельда. Что называется: «И тут выхожу я. Весь в белом!» И в этом — снова весь Наполеоныч. Далее цитата от Марины Деминой:

«Гартевельд был прирожденным артистом, он хотел стоять в свете рампы: играть, петь, дирижировать, говорить и купаться в овациях и славе. Он гораздо больше желал выступать самостоятельно, и роль исполнителя была для него очень комфортна. Сидеть, запершись у себя в комнате, и сочинительствовать — на такое у него просто не хватало терпения».

И еще одно, немаловажное: при изучении материалов того периода складывается устойчивое ощущение, что Гартевельд архиревностно опекал и охранял привезенное из Сибири музыкальное ноу-хау, пытаясь как можно дольше сохранять монополию на каторжную тему. О чем, к слову, год спустя не преминет упомянуть музыкальный критик (некто Ливин). В своей исключительно позитивной по отношению к «каторжному проекту» Гартевельда статье он сделает акцент на том обстоятельстве, что Наполеоныч «к сожалению, авторским правом своим злоупотребляет»[69].

Из журнала Музыка и жизнь» (1910)

* * *

В том же мае 1909 года Гартевельд и его ансамбль отправляются в большое концертное турне по стране. Официальное название программы — «Песни каторги, бродяг, заводского населения и сибирских инородцев (самоедов, остяков, киргизов, бурятов, айносов и др.)».

Турне, судя по всему, началось с окучивания столь милой и любой сердцу Гартевельда Украины, где его давно успели узнать и запомнить. И где у него если не всё, то многое схвачено. Концерты даются в Киеве, Харькове, Одессе, Полтаве…

«В мае 1909 года, когда я был уже юношей, в Полтаву приехал со своим хором композитор В. Н. Гартевельд, известный собиратель песен тюрьмы и сибирской каторги. Я пошел на концерт с отцом, проявлявшим особый интерес к песням тюрьмы, которые он слышал тридцать лет тому назад, когда, административно высланный в Восточную Россию за участие в революционном движении, шагал в этапной партии ссыльных по заволжским степям»[70].