Напоминание о нем

Я отвернулся и утер глаза. Я так и не знаю, что делать со всеми этими чертовыми чувствами. С тех пор как Кенна вернулась, их стало слишком много.

Я понятия не имел, что ему ответить. Может быть, ничего. Может быть, его слов достаточно.

Мы посидели молча пару минут. Но это была другая тишина, чем та, в которой мы сидели обычно. На сей раз она оказалась тихой и уютной и вовсе не грустной.

– Черт возьми, – сказал Патрик.

Я повернулся к нему, но он смотрел на что-то во дворе. Я проследил его взгляд… нет. Не может быть.

– Будь я проклят, – тихо сказал я. – Это что… Это чертов голубь?

Да. Это был он. Настоящий голубь. Настоящий живой бело-серый голубь ходил по двору, как будто бы это не было совершенно не подходящее для птицы время во всей истории птичьего племени.

Патрик рассмеялся. И его смех был полон радости.

Он так смеялся, что я тоже рассмеялся.

Но он не плакал. Впервые он не заплакал при воспоминании о Скотти, и я подумал, что это огромный шаг. Не только потому, что шансы этого странного голубя приземлиться в этом дворе именно в этот момент были меньше, чем один на миллион, но потому, что никогда раньше ни один наш разговор о Скотти не заканчивался моим уходом, чтобы дать Патрику выплакаться в одиночестве.

А сейчас он смеялся – и все, и в первый раз со смерти Скотти я ощутил надежду. За него. За всех нас.

Кенна побывала у меня дома только однажды, в тот раз, когда неожиданно появилась на нашей улице. Особой радости нам это не принесло, так что, открывая дверь и приглашая ее в дом, я хотел, чтобы ей тут понравилось.

Я предвкушал, что мы с Кенной побудем тут одни и наконец на настоящей кровати. Все наши предыдущие встречи и так прошли почти идеально, но мне всегда казалось, что она достойна большего, чем надувной матрас, мой грузовик или твердый пол.

Я хотел показать ей дом, но еще больше хотел поцеловать ее. Едва закрыв дверь, я прижал ее к себе и поцеловал так, как хотел поцеловать весь вечер. И это был наш первый поцелуй, в котором не осталось привкуса грусти или страха.

И это был самый лучший из наших поцелуев. Он продолжался так долго, что я забыл, что хотел показать ей дом, подхватил ее на руки и отнес прямо в кровать. Когда я опустил ее на матрас, она потянулась и вздохнула.

– Господи, Леджер. Тут так мягко.

Я взял пульт, лежащий неподалеку, и включил массажный режим, так что кровать задрожала. Она застонала, но, когда я попытался опуститься на нее, увернулась.

– Дай мне немножко времени, чтобы полностью оценить твою кровать, – сказала она, закрывая глаза.

Я лег рядом с ней и любовался ее улыбкой. Потом провел рукой по ее лицу, ласково обводя контур губ, едва касаясь их. Потом провел пальцами по подбородку и ниже, по шее.

– Я хочу тебе что-то сказать, – тихо сказал я.

Она открыла глаза и улыбнулась в ожидании.

Я снова коснулся ее лица, ее безупречного рта.

– Последние несколько лет я старался быть для Диэм хорошим примером и прочел несколько книг о феминизме. Я узнал, что для девочки может быть неполезно придавать слишком большое значение внешности, и поэтому, вместо того, чтобы говорить ей, какая она красивая, я уделял больше внимания важным вещам, типа какая она умная и какая сильная. И с тобой я стараюсь обращаться так же. Потому и не говорил тебе, как ты хорошо выглядишь и какой красивой я тебя считаю. Но я рад, что не говорил тебе об этом до сих пор, потому что ты никогда еще не была такой красивой, как сейчас. – Я поцеловал ее в кончик носа. – Счастье тебе к лицу, Кенна.

Она с улыбкой коснулась моей щеки.

– И все благодаря тебе.

Я покачал головой.

– Я отвечаю за сегодняшний вечер. Но это не я копил деньги, приехал в этот город, работал целыми днями, и…

– Леджер, я тебя люблю. – Она сказала это так легко, как будто это самая простая вещь на свете. – Можешь не отвечать. Я просто хотела, чтобы ты знал, как…

– Я тоже тебя люблю.

Она улыбнулась и потянулась ко мне губами. Я поцеловал ее в ответ, но она продолжала улыбаться. И как бы я ни хотел сорвать с нее одежду и прошептать я люблю тебя в ее кожу, я предпочел просто держать ее в объятиях и дать нам время снова осознать все, что сегодня произошло.

Столько всего случилось. И столько еще впереди.

– Я не буду переезжать, – сказал я.

– То есть?

– Я не буду продавать этот дом. Я продам новый. Я хочу остаться здесь.

– Когда ты это решил?

– Вот только что. Мои все тут. Это мой дом.

Может, это и безумно, если вспомнить, сколько сил я вложил в строительство, но Роман тоже работал там. Может, я продам его Роману по себестоимости. Он это заслужил. В конце концов, именно Роман стал катализатором всего, что получилось сегодня. Если бы он не заставил меня пойти проведать Кенну тем вечером, может быть, ничего бы так и не произошло.

Кенна продолжала что-то говорить. Она целовала меня и не останавливалась, пока, часом позже, мы, утомленные, вспотевшие, удовлетворенные, не замерли в объятиях друг друга. Я смотрел на нее, пока она не заснула, а потом стал смотреть на потолок, потому что не мог заснуть.

Я не мог перестать думать об этом чертовом голубе.