Напоминание

Виктор проводил ее ласковым любящим взглядом и, когда дверь за ней захлопнулась, повернулся к Сергею.

— Ну чего его жалеть?

— Витя, он же как мы. С ним можно договориться, объяснить ему, что трупы в гостинице это результат ночных кошмаров, что никто в этих смертях не виноват.

— Ну кто-то в них все равно виноват, и твой Ян это прекрасно знает. И как получаются эти трупы он тоже знает, но если предположить, что твоя версия верна и свалить все на него. Пусть у него голова болит?

— Нет, Витя, пусть заберет отсюда своих ребят и оставит людей в покое, и пусть обратится в высшие инстанции, может что-то изменится. Он же реальная власть, он же выше нас с тобой.

— Серега, — Виктор усмехнулся. — детский сад! Как можно быть таким наивным? Да он все это знает без тебя и гораздо лучше тебя. И что с того? Он молчал, молчит и молчать будет.

— Почему?

— Почему? — переспросил Виктор. — Да потому, что ты сам сказал: он такой же человек, как и мы. Ему, как и нам не нужны неприятности. Ты говоришь, что он власть? Ха-ха три раза. Он такая же власть как мы с тобой, он такой же, как мы, ты сам сказал. Он не власть даже для жулья и уголовников, для отлова которых создана галактическая полиция, потому что ловит он не жуликов, а честных людей, которые переходят дорогу на красный свет, а настоящее ворье ловят другие, ребята покруче. Он не власть, он на самой низкой ступеньке, чуть выше нас с тобой: вора и ученого, хотя какой ты ученый, так колесико в махине современной науки. А теперь эта власть даже ниже меня, потому что власть в нашем обществе принадлежит тому, у кого есть деньги, у кого их много, а у меня их теперь предостаточно.

Сергей слушал эту тираду в мрачном молчании. Он был не согласен с Виктором, а вернее не хотел с ним соглашаться. Он видел этот мир всегда несколько иначе, чем Виктор, мир этот казался ему розовым, безоблачным. Видимо, подумал он, каждый смотрит на окружающее со своей колокольни. И все-таки он не хотел соглашаться с Виктором, но аргументов в свою пользу найти не смог и потому только выдавил:

— Как это грубо.

— Да, грубо. Грубо, грязно и некрасиво, но это так.

Сергей смолчал, а Виктор продолжил:

— И если ты скажешь этому следователю, что ты, как и он, боишься спать по ночам, что у тебя те же проблемы, то в лучшем случае он тебе посочувствует, а ты ему, вы выпьете и поплачетесь друг другу в жилетку. Это в лучшем случае, если он окажется человеком, а если он такой же скот, как его предшественник, то ты запросто можешь оказаться в психушке.

— Но он же тоже…

— Ну и что?

На этом разговор окончился, потому что дверь распахнулась и вошла Катерина, но у Сергея остался неприятный осадок.

Он очень скоро переселился обратно в свой номер, но Виктора от этого реже видеть не стал.

Заходила к нему и Катя, и полиция, и конечно Марина. Все утешали, ободряли, а полиция еще и расспрашивала. Ободрения ему были уже не нужны, он и сам чувствовал, что идет на поправку, а от расспросов начинала болеть голова и в глубине души зарождалась ярость. Так что визиты эти его не очень трогали.

Он чувствовал себя прекрасно и, что самое главное, ему снова хотелось жить. Он перестал хоронить себя заживо. От этого на душе становилось легко и приятно.

Когда он засыпал, он оказывался в госпитале, и рядом снова сидел Виктор, и они снова говорили о чем-то.

А потом появлялась молоденькая медсестра очень приятного вида, и Виктор начинал к ней клеиться, а потом, когда она выходила из палаты, если конечно раньше не выходил Сергей, он непременно говорил Виктору:

— Витя, кончай свои кобелиные штучки.

На что Виктор с неизменной улыбкой отвечал:

— Так это ж во сне. Ты себя контролируешь, когда спишь?

Потом он просыпался, лежал у себя в номере на кровати и все повторялось заново: Виктор, Катя, Марина, полиция. Так шло время. Он почти поправился. Он уже ходил и чувствовал себя, как раньше, будто ничего и не произошло, но врачи почему-то держали в постели. Шло время.

В то утро он проснулся разбитым и разозленным, правда непонятно почему. Все вроде бы было как всегда и во сне и на яву. Во сне его выписали из госпиталя, и они с Виктором со дня на день должны были вновь отправиться на фронт. Это его не огорчало, но когда он проснулся, то чувствовал себя препаршиво.

Он лежал на кровати и курил. Привычку эту он подцепил месяца три назад. Когда Виктор в первый раз увидел его с сигаретой, он наиграно выпучил глаза и с испугом в голосе сказал:

— Сережа, ты же не ку!..

— Как видишь, уже ку, — мрачно отозвался Сергей.

— Ну тогда дай закурить, — улыбнулся Виктор.

Сергей вспомнил эту сцену, а потом ту, другую, еще более раннюю в вагоне поезда:

— Браток, закурить есть?

— Я не ку…

А потом воспоминания нахлынули и покатились тяжкой волной, и на душе стало совсем мерзко. Из меланхолии его выдернул стук в дверь. Не открою, подумал Сергей, ну кто это может быть? Полиция? Ну ее на хер. Виктор? Зайдет попозже, не развалится.