Напоследок

Артур переключил внимание на измочаленный листик с описанием того вечера, когда туристическая компания, словно насекомые на лампочку, слетелась на Сонечкину тоску по обществу. Артур ни секнуды не сомневался, что ребята это были примитивные, а разговоры их – плоские. Просто одичавшая София в любой компании видела теперь нечто неординарное. Прилагающийся огрызок записей о разговоре полностью убедил Артура в правильности сделанных выводов.

Верхушка листка оказалась оторванной, потому текст шел не сначала. …

«После первых же минут знакомства первые ритуалы приветствий окончились, а последующие отпали за ненадобностью – уж слишком похожими мы оказались с ребятами. Такими, будто росли в одном дворе и всю жизнь друг друга прекрасно знали… На какое-то мгновение воцарилась тишина, и в разговор вмешался мой первый гость:

– Что ж это мы все о себе, да о себе… А кем ты была в прошлой жизни? – тихонько поинтересовался он. – Понимаю, многие здесь, на горе, оказались, как раз чтобы начать все с нуля и потому не помнят свои предыдущие воплащения… Ты, как они?

Тут как раз раздумывать мне было незачем.

– Тот редкий случай, когда на этот вопрос можно ответить с полной уверенностью. Я – помню. Я ведь сознательно перенесла себя в новую жизнь, потому все о старой помню, и не скрываюсь вовсе… – отчего-то захотелось говорить правду. Сочтут, что рисуюсь? И ладушки. Главное, сама знаю, что поступаю честно. И потом, «мальчик с глазами» не сочтет. А остальные… Не ради них же я все это говорю… – Хотя, ты прав. Тут я действительно для того чтобы начать новую жизнь…

– Занятно, – задумчиво тянет Меланья, и тут же оживляется, торжественно формулируя: – Не всегда, чтобы начать следующую жизнь нужно умереть и родиться. – По всему видно, как она довольна сказанным. И даже лезет в рюкзак за блокнотом, словно только что породила нечто грандиозное. – Запишу в афоризмы похода!

Бесцеремонно заглядываю через обтянутое черной кожей плечо, разглядывая прыгающие от отсветов костра надписи. Ловлю себя на том, что многие записанные Меланьей фразочки кажутся мне тоже кажутся глубокомысленными. Нет, объективно, конечно, – милое словоблудие, но я так не хочу сейчас объективности…

«Девочка из таверны», – Меланья ставит подпись под свежей записью. Оказывается, кто-то из них видел меня вечером у Лены и ко мне уже успело прилепиться некое устойчивое словосочетание . Считаться девочкой приятно, но безымянность в мои планы никак не входит..

– Меня Софией зовут, – представляюсь, наконец. – Хотя на самом деле, подпись ты ставишь не верную. Это же не моя фраза. Ты сама ее слепила…

– Из того, что было, – возражает Меланья, – А я всегда первоисточники указываю.

Впрочем, я могла бы и сама догадаться. Под некоторыми фразами в блокноте Меланьи стояли подписи, вроде «Гора Дива, Симеиз». Не гора же с ней разговаривала? Значит, афоризмы были меланьевские, а под ними указывались те, кто натолкнул автора на мысль…

– И все-таки? – «мальчик с глазами» все это время неподвижно сидел на корточках, не мигая, глядя на огонь. – Кем ты была в прошлой жизни?

– Писателем, – улыбаюсь немного вызывающе.

Знаю я реакцию людей на подобные признания.

Например, для скурплулезно заполняющей блокнот Меланьи мои слова однозначно должны были звучать святотатством. Ведь живых писателей, по мнению таких трепетно относящихся к словам людей, существовать не может. Все писатели по их мнению – в прошлом, и все – великие. И то, что какая-то маленькая, невесть откуда взявшаяся тётка (пусть даже не тетка, а та сама «девочка из таверны», без разницы), вдруг собирается разрушить стереотипы и оказаться живой писательницей, ее, поклоняющуюся литературе Меланью, совершенно не устроит…

– А сбежала чего? – вопреки ожиданиям, Меланья не ощетинилась, а приняла, как должное. – Не печатали?

– Печатали, – на этот раз ответ дается мне уже с большим трудом. Ведь все не объяснишь же!