В двух первых четверостишиях все кристально ясно. Я, правда, слегка призадумался насчет связи поэзии и несварения — несварение чего, у кого и на каком уровне имеет в виду автор: несварение желудка — или, допустим, рассудка? У самого поэта или у его читателя?..
А третье четверостишие подсказывает ответ. Жизнь одна и душа одна; а лицо, тело и психика меняются, много у человека лиц, много внешностей и перевоплощений, много разных сознаний. Изменяют человека до неузнаваемости возрасты, платья, жизненные роли, телесные и душевные состояния, настроения, болезни, зависимости, пристрастия, превратности судьбы… «Оторви жизнь от лица» — увидь за наружным внутреннее, разгляди душу.
Только любовь может это. Любовь слепа к очевидному, зато видит невидимое. Любовь и только любовь догадывается о тайне единства жизни — тайне, которую под сменными видимостями незримо несет душа. «Капризный признак любви» — ясновидение и ясночувствие: догадывание о неявленном. Поэтому-то ценят «за», а любят вопреки, и любовь измеряется мерой прощения…
Какая сила таится за слабостью, какая слабость — за силой? Какая болезнь прячется за здоровьем, какое здоровье — за болезнью? Какой дар скрывается за бездарностью? Какие бездны и сокровища — за кажущейся пустотой?
Какие бесчисленные жизни сплавились в этой — единственной, небывалой? Какой сонм бесконечных страданий и бесконечных созданий — всяческих, всевозможных — несет в себе эта болящая смертная плоть? Как страдание работает на бессмертие, как помочь ему?
Как ласкать любимое существо? Как кормить тело и как — душу? Как предупредить о невидимой яме? Как укрыть от надвигающегося урагана судьбы? Как приготовить к неизбежному? Как уберечь от себя же? Какие слова сказать, когда и как промолчать? Когда рядом быть, когда отойти и, быть может, исчезнуть, но все-таки быть — и не знать, но догадываться?..
Если любишь, если отдаешься любви, если любовь владеет тобой — догадаешься…