Направляющая сила ума

Некое существо во всех отношениях подобное нам? Или лишь в чем-то главном, наиважнейшем и сокровенном?.. Кто-то, кто нас примет в распростертые объятья со всеми нашими потрохами, со всей сумятицей и кашей внутри, с грязью и чернотой?..

Может, и есть такое существо на земле, может быть, даже совсем рядом, вдруг даже и под забором валяется где-нибудь неподалеку. Только вопрос — примем ли мы его сами?..

Если запрос наш — максималистский: все или ничего, вынь да положь все под нас, — то даже и встреть близнеца, клона своего, все равно желаемого не получим, что-нибудь да не сойдется — и разбежимся. И с самими собой родства и согласия не найдем, поссоримся…

Сколь легче тому, кто на многое не притязает, кто диагноз «чужой» либо суживает до минимального числа случаев, либо вовсе не ставит. Кто нутром ощущает родство, разлитое повсюду в мире, а чуждость и враждебность, точно так же повсюду присутствующие, живущие и в самом родном и в самом себе, либо не чувствует, либо чувствует и осознает, но игнорирует или просто трезво имеет в виду. Кто и в котенке, и в воробушке, и в травинке, и в носороге, и в ядовитой змее родное почует и тем удовольствуется. К такому-то вот минималисту и тянутся родственные существа отовсюду, и никакой червячок и никакая звездочка дальняя в небесах не оказывается чужой, и хорошо ему жить…

Уолт Уитмен, певец всеединства и вселюбви, припоминается живо. Вот наугад — из стиха его под названием «Тебе» — обращение к первому встречному как к себе самому:

Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю,
чтобы ты стал моей песней.
И я тихо шепчу тебе на ухо:
«Многих женщин и многих мужчин я любил,
но тебя я люблю больше всех».
Долго я мешкал вдали от тебя,
долго я был как немой.
Мне бы давно поспешить к тебе,
мне бы только о тебе и твердить,
тебя одного воспевать.
Я покину все, я пойду и создам гимны тебе.
Никто не понял тебя, я один понимаю тебя,
никто не был справедлив к тебе,
ты и сам не был справедлив к себе,
все находили изъяны в тебе,
я один не вижу изъянов в тебе.
Все требовали от тебя послушания,
я один не требую его от тебя.
Я один не ставлю над тобою
ни господина, ни бога:
над тобою лишь тот, кто таится в тебе самом…

…Сколько песен я мог бы пропеть

о твоих величавых и славных делах.
Как ты велик, ты не знаешь и сам,
проспал ты себя самого,
как будто веки твои опущены были всю жизнь,
и все, что ты делал,
для тебя обернулось насмешкой…

Вот что он делает, неуемный Уитмен: не ищет душевной родственности, а верит в нее заранее. Непреложно, неодолимо, вулканически, цунамически верит! Не выглядывает, не выкликает родную соломинку в океане чужих, а плывет в океан этот

сам, хватает мощной ручищей первую же подвернувшуюся щепку — и природняет! — Сверхактивная позиция! Безбарьерное всеродство! Нам с вами, конечно, слабО такое.