- Жил?.. Хм, это нелегко сказать. У него была дача в Дудергофе, купленная на подставное лицо; дачу содержала его сожительница. Была у него квартира в городе, на Соляном переулке, там хозяйничала другая его сожительница. И еще квартира - на Псковской улице, так сказать, рабочая. Но ни одна формально не принадлежала ему. Чаще всего он бывал на Соляном… Знаешь, Сева, если бы я тебе показал его, ты не поверил бы, что за этой респектабельной внешностью скрывается бандит, хищник. - Заметив снисходительную улыбку Бенедиктова, спохватился: - Да ты, конечно, и не таких видел. Нащекин ворочал сотнями тысяч рублей, он держал в кулаке воров, известных ему еще с дореволюционных времен, скупщиков краденого, спекулянтов, да и самого околоточного тоже. Кроме того Александра Ивановича, через которого он действовал, его не видел никто и не знал его настоящего имени, даже его сожительницы.
- Разве семьи у него не было? - спросил Бенедиктов, поглаживая подбородок.
- Жена его умерла в начале двадцатых годов, и он остался один.
- А дети?
- Детей не было. То есть был сын… Владислав?.. Да, Владислав. Перед самой революцией он окончил Морской кадетский корпус, но в гражданскую войну, видимо, был убит. Во всяком случае, Нащекин говорил, что сына он потерял. А у нас не было никаких данных о нем.
- Так, так, так… А что делал Нащекин в Тресте жиров?
- Щелкал костяшками счетов и выписывал накладные… Он сидел на мизерной должности счетовода. Как Корейко…
- Ну, спасибо, - сказал Бенедиктов, поднимаясь. - Надеюсь, что разговор останется между нами.
- Ты меня обижаешь, - встал и Калинов, - как будто я не понимаю…
- Обижайся не обижайся, но предупредить я тебя обязан.
11. ТРОЕ
Дом одиноко стоял у самого Финского залива. Сквозь широкие окна виднелись вздыбленные, налезшие друг на друга льды, которые уходили в спокойную белую даль. Вокруг тоскливо поскрипывали на ветру обсыпанные снегом мрачные сосны. Дом с резной башенкой сбоку был одноэтажный, деревянный, обшитый вагонкой; крутая двускатная крыша придавливала его.
В стороне проходила дорога на Раквере и Нарву, но скрежет танковых гусениц и шум моторов терялись на пути к казавшемуся необитаемым дому. Угрюмая тишина окружала его, ничем не напоминая о войне.
Однажды под вечер сюда подъехал, буксуя в слежавшемся снегу, серый «хорьх». Из него вышли четверо - трое русских и обер-лейтенант Фогт. Встречать их выскочил на мороз хромой парень с бельмом на глазу, без шапки, в старой гимнастерке с расстегнутым воротом. Он проворно отпер двери, провел прибывших в довольно просторную угловую комнату - там уже были застелены койки и жарко натоплена круглая гофрированная печь; на столе, покрытом скатертью, графин с водой, стаканы, пепельница зеленого-стекла…
Пока щуплый обер-лейтенант, прикрыв дверь, вполголоса отдавал распоряжения парню, старший из приехавших - высокий, ширококостный мужчина в черной шинели со знаками капитан-лейтенанта на рукаве - осмотрелся, подняв тяжелый подбородок, потом приказал густым басом:
- Кирилл, ляжешь здесь, - кивнул на койку у окна, - Николай, занимай ту. А это - моя…
Скинул ушанку на кровать, снял шинель - на синеве кителя заблестел орден боевого Красного Знамени, - походил по комнате, заглянул в окно.
- Неплохо, жить можно… Правда, Кирюха? - Опустил горячую ладонь на спину Кириллу: - Что приуныл, товарищ?
Кирилл, не отвечая, поставил на тумбочку мешок с рацией, отряхнул руки и, налив в стакан воды, выпил с жадностью крупными глотками.
- Не трожь его, Степа, он сегодня с утра не в духах, - откликнулся Николай, вешая на гвоздь новенький ППД.
- Господа, дом в вашем распоряжении, - сказал обер-лейтенант Фогт на чистом русском языке. Он остановился у порога; сквозь очки проглядывали строгие глазки. - Занимайтесь и отдыхайте пока, сосредоточьтесь, ближе познакомьтесь друг с другом, - впереди у вас трудная работа. За всем, что нужно, обращайтесь к вестовому. Зовут его Григорий. - Вытащил из-за двери бельмастого парня, показал, отправил обратно. - Можете гулять, но далеко ходить не рекомендую. Вживайтесь в роль, соответствующую легенде. Мы будем вас навещать, а вы будьте в полной готовности. Хайль! - Щелкнул каблуками и уехал.
Еще слышно было натужное взвывание «хорьха», вылезавшего на дорогу, а Степан уже крикнул вестового. Тот, однако, не спешил. Степану это не понравилось. Выругавшись, он медленно прошел к двери, пхнул ногой.
- Гришка, мать твою за ногу! Глухой, что ли? Иди сюда! - И когда тот возник перед ним, не ведая, впрочем, страха, сказал уже тише, загибая крупные пальцы: - Тащи-ка, мил друг, шнапсу - раз, да не скупись, закуски какой-нибудь - два, сигарет, только не очень вонючих, - три…
- Гитару прихвати, - подал голос из угла Николай.
Услышав про шнапс, Кирилл поднял тонкое, до неприятности красивое лицо с аккуратным носом, маленьким ртом и длинными черными ресницами; глаза стали лакированными. С поспешностью переставил графин на подоконник, пододвинул стулья и сел, бросая нетерпеливые взгляды на дверь.