Какая-то полоса разлада появляется всякий раз, когда этот представитель женского пола начинает действовать по-своему. Я положил лицо на ладони, чувствуя, что рассуждения бесполезны, свидание сорвано, а виноватым в этом оставят меня.
– Что-нибудь еще? – напомнил о себе официант.
– Достаточно, – отложил я меню в сторону, постаравшись насладиться одиночеством и видом осеннего парка перед собой.
Не бежать же за ними, уговаривая. От последствий ошибки тоже можно получать удовольствие.
– Желаете аперитив?
– Принесите лучше мороженое. Просто мороженое, – отослал я его жестом.
Расторопный персонал уложился в пару минут, поставив запрашиваемое рядом в аккуратной полукруглой чаше, сопроводив серебряной ложечкой.
– Это вам не кусочки с круглой наклейки, – пробормотал я отчего-то.
Попробовал – и понял, что кусочки с наклейки были вкуснее. Вернее, я не помню доподлинно, каковыми именно они были, но детство запоминает ощущение счастья, а не вкусовые оттенки.
Позади раздались звонкие шаги – словно что-то тяжелое несут, или специально акцентируют внимание… Шаги, впрочем, замерли ровно за спиной. Первое, быть может, принесли – и требуется посторониться, чтобы поставить аппетитную, пропеченную молочную свинку?… Тогда почему бы не обойти стол…
Я обернулся из любопытства. Стоит. Ника стоит. В черном вечернем платье с глухим воротом, с высокой прической, на высоких каблуках, которые аккурат цокают так звучно, с наборными браслетами на левой руке, упертой в бок, и перстнями на правой, в которой зажата вилка.
Не свинка. Какая досада.
– О, тебя уже выпустили, – я повернулся обратно к столу и принялся меланхолично доедать мороженое. Совершенно безвкусное, к слову.
Отличное завершение отвратительного вечера.
Справа проскрипел стульчик, подтащенный сильной рукой по паркету и установленный рядом. Ника уселась рядом, поставив локоток на стол и приложив пальчики руки к щеке.
– Собирайся, – глубоко вздохнув, выдохнула она слово. – Убивать тебя буду.
– Да ты рецидивист, – покосился я на нее. – Только вышла – и снова в тюрьму.
– А я, благодаря тебе, комиссию мозгоправов не прошла. У меня теперь и справка есть. – Улыбнулась она так красиво, что по спине невольно пробежались мурашки. – Я теперь аттестованный псих. Мне теперь даже в больнице работать будет нельзя. Из-за тебя!!!
– А ну цыц! Вилку погнешь! – Голосом одернул я движение руки, пошедшей на замах. – Ты что тут делаешь вообще?
– Так это мой ресторан, – вновь улыбнулась Ника.
– Хм. – Сопоставил я этот факт с обещанным бесплатным обслуживанием и сделал однозначный вывод. – Ты перед Шуйским так вину решила искупить? Серьезно?
– Да. И судя по тому, что его здесь нет, ты опять мне все испортил. – Произнесла она с короткими паузами между слов, будто сдерживая рык. – Так что собирайся, хана тебе, мелочь.
– Я тебя всего на три года младше. И вообще, может быть, не совершеннолетний, – подцепил я ложечкой кусочек мороженого. – Тебе вообще не стыдно?
– Нет! О-о не-ет!
– Так, хватит улыбаться в мою сторону. Вон, прохожих пугай.
– Вставай и прими свою смерть!
– Не могу. Я ем.
– Так немного же… – Заглянула она нетерпеливо в мою чашку.
– У меня еще первое не принесли.
– Ладно, – подозрительно покладисто утихомирилась она. – Последний ужин – это святое.
– Я долго буду есть, – честно предупредил ее, памятуя о заказанном.
– Я подожду, – мягко вздохнула Ника. – Я столько ждала… И эти две ночи в холодном бетонном мешке, на рваном матраце, пахнущем сеном и болью…
– Ты мне аппетит портишь, – укоризненно глянул в ее сторону.
– Официант! – Крикнула она. – Мне то же самое, что и ему.
– Но, госпожа…
– Ты слышал, Филипп!
– Сию секунду, госпожа.
– Ты столько не съешь, мать. – Неодобрительно отозвался я.
– Съем.
– С куриного бульончика бы тебе начать. – Проявил я участие, отмечая худобу на лице и в руках.
– Не беси меня!
– Да я на что угодно спорю, что не съешь, – примирительно развел я руками. – Не переводи зря продукт.
– На что угодно?! – Рыкнула Ника. – А выйти на задний двор и достойно принять свою смерть – входит в твое слово?!
– Конечно. – Недоуменно качнул я плечом.
– Тогда я принимаю этот спор, – протянула она сероватую ладошку, сильным рукопожатием вцепившись в мою ладонь. – Честью и Силой клянусь!
– Но, госпожа! – Встревоженным голосом ворвался в разговор официант.
– Филипп, разбей! – Рявкнула Ника. – Или ты с ним за одно?!
– Слушаюсь, госпожа, – потерянной тенью самого себя, на полусогнутых, подошел он к столу и слабым движением руки обозначил начало спора.
– Подождем, – вновь улыбнулась Ника, оглядывая меня довольным взглядом. – На самом деле, все складывается очень удачно. Не пришлось тебя искать по городу, и все скоро очень удачно закончится.
– Как скажешь, – отложил я пустую чашку в сторону и сцепил ладони на животе. – Тебе, кстати, психиатрическую комиссию когда еще раз можно пройти?
Девушка заскрипела зубами.
– Ну, чтобы снять с учета там. Справку твою эту. – Затем присмотрелся к бешеному взгляду и задумчиво добавил. – Хотя могут и не снять.
– Шути, шути. Недолго осталось.