Впрочем, князья Шуйские настоятельно советуют не бегать от медведя. А на настороженное уточнение — поможет ли это? отвечают честно: медведю — да.
По счастью, вокруг не было дремучей чащи, а потому солнечный свет, богатое убранство и молчаливая поддержка соратников быстро вернули Шемякину самообладания.
— Я хочу сказать. — Отвел взгляд князь, сцепил ладони в кулаки и продолжил на упрямстве и характере. — Что кому-то не понравилось радение князя Черниговского. До той степени не понравилось, что против благородного человека спланированы чудовищные провокации, призванные очернить его и не дать расследованию ход. Хочу сказать, что атака на него уже идет! Бог ты мой, князю уничтожили родовую башню!!! Срыли до фундамента, до черной копоти. Основу основ, символ княжеского рода и нерушимости его прав! Что подумает чернь, при виде огороженного пустыря у стен Кремля?!
— Как что? — Возмутился князь Давыдов. — Городу давно нужен парк в центре! Облагородить там, кустики-деревья насадить, дорожки пешеходные. Только скамейки не ставить, чтобы всякие бомжи не спали.
Князь Черниговский вскинулся с места. Князь Давыдов тут же оказался на ногах, подхватив графин в руку.
— Василий! — Окрикнул уже не Шуйский, а сам император.
И самый известный гусар империи вернул руку из замаха.
— Да спокоен я. — Буркнул он, усаживаясь обратно. — Вот, водички пью. И вам советую.
Только графин, присев, он приложил холодной гранью ко лбу, недобро поглядывая исподлобья на Черниговского.
— Недобрые силы желают, чтобы уважаемый князь Черниговский оставил расследование. — Веско произнес князь Шемякин, кому недавняя вспышка вышла иллюстрацией агрессии. — Многие боятся, оттого в страхе своем готовы… на многое.
— Так чего ты желаешь? — Уточнил Император.
— Я требую! — возвысил голос Шемякин. — Чтобы был наказан виновник разрушения твердыни князей Черниговских. Показательно. Чтобы ни у кого не возникло мысли, будто башни родовые могут пасть. В том числе ваши башни, уважаемые князья. Такие мыслишки в крови надобно топить. Прецедент не допустим. А уж тех, кто стоит за этой дерзкой выходкой, определит следствие. Ежели, разумеется, они не обнаружат себя раньше, защищая мерзавца.
— А что, князь Черниговский не в силах наказать своими силами? — Удивились в зале.
— А не может, — хмыкнул князь Шуйский. — Он от него уже сбежал.
— Что за враг такой появился у нас? — Поерзал от любопытства князь Гагарин, отклонившись на кресле и уложив ладони на примечательную трость из желтоватой кости.
— Максимка, из мастеровых, рода Самойловых. Убийца и лиходей, трус и клятвопреступник!
— Ты бы полегче, князь, про моего зятя. — Обронил император, равнодушно оглядывая говорившего. — Или ты меня желаешь оскорбить, что я внучку за татя отдал?
От лица пару мгновений ничего не понимающего Шемякина отхлынула кровь, а сам он затравленно посмотрел на князя Черниговского, отодвинувшись от него, как от чумного.
Впрочем, сам Черниговский тоже смотрелся озадаченным и недоуменно глядящим на трон, словно ожидая оглашения шутки.
— Ты как про отца моего крестника говоришь, морда бородатая?! — Решительно полез Давыдов на стол, закинув колено и споро двигаясь к обидчику с графином в руке — до того момента, как спохватившийся Шуйский не перехватил его за сапог и не утянул обратно.
Но графин все-равно просвистел в сантиметре от опешившего Шемякина, моргнувшего и очнувшегося, только когда поток воды хлестнул по щекам.
— Да забери ты себе сапог, я ему все равно ноздри выдеру! — в гневе вывернулся гусар.
— Тихо!! — Рявкнул император. — Василий, разжалую! В матросы!
— Тьфу! — оставил за собой последнее слово Давыдов, и был он меток.
Но все же угомонился и с достоинством принял обратно свой сапог. Правда, надевать его не стал — тайком взвесил рукой, примеряясь, и положил у правой ноги.
— Бе-бесстыдство! — Вновь покраснел Шемякин, оттирая щеку. — Смотри народ, что деется то! На гостя императора его же слуга смеет руку поднять!
— А ты бы в моем доме родню мою не поносил, на чем свет стоит. — Отозвался император. — Так ли гостю поступать? Или, может, вышвырнуть его взашей?!
— Так это, твое величество, правда ли, про свадьбу? — осторожно уточнил князь Долгорукий.
— Столь же верно, что он не клятвопреступник и не трус. — Кивнули ему с трона.
Многозначительно подчеркнув иные недостатки, что в ином обществе сойдут за достоинства.
— Это что же, и свадьба была? — Задумчиво уточнили из скандального сектора. — Без торжества на всю страну?
— Балда, тебе же сказано — Давыдов крестный их сына.
— А, так по залету!
— Стоп… — поднял руку император.
— А я слышал, прижила она ребеночка на стороне, а Самойлова за папу.
— А и верно — он же все равно долго не проживет!
— Так она от Давыдова и прижила. Ай!..
— Ох!..
— А ну тихо!! — Рявкнул император.
— Верните сапоги, сволочи. Я с вами не закончил. — Гневно дышал Давыдов.
— Угомонитесь! Никакого ребенка нет! — Стукнул император кулаком по подлокотнику.
— Ох, горе то какое! — Всплеснули руками. — Скорбим твоей беде, великий княже!