— Хотя, пожалуй, я возьму, — сделал он жест свитскому, и тот бесцеремонно выдернул прямоугольник из моей руки. — Когда вы осознаете, что стоите дешевле наших договоренностей с князем Юсуповым, я хотел бы услышать в вашем голосе… Искреннее сожаление. Желание искупить? — Со смаком и довольством подыскивал он слова. — Хотя нет. Я хочу услышать покорность. И тогда ваши дела, может быть, наладятся вновь. Кто знает?
— Ваше сиятельство, — терпеливо переждал я его тираду. — Если придет миг, когда вас бросят и предадут все, на кого вы рассчитывали, позвоните мне.
Князь звучно рассмеялся.
— Когда станет так скверно, что исчезнут все шансы, знайте – у вас есть верный сторонник, готовый вас спасти.
— Ты убил моего сына, — теперь он смотрел откровенно зло. — О чем ты, демон побери, вообще говоришь.
— Он похитил мою жену, — пожал я плечами. — За это был убит. Я не обвиняю вас в грехах сына и самозащите. Я даже готов забыть недоразумение прошлой ночи, если всех людей вернут, а убытки покроют.
— Ты их живыми не увидишь!
— Тогда цена помощи возрастет.
— Какая вопиющая наглость. Быть в отчаянном положении и еще требовать с меня деньги… — заиграл Черниговский желваками.
— Всего-то заберу у вас всех этих предателей, которые так сильно вас подвели, — пожал я плечами. — Вам они будут все равно не нужны.
— Мальчишка, — рассмеялся он чуть нервно. — Ты кем себя возомнил?
— А вы всерьез считаете, что они будут помогать вам не из страха перед компроматом, который у вас есть? — приподнял я бровь.
— Это политика, мальчишка. И ты в ней жертва.
— Но вы же не считаете, что этот страх – самый сильный? — смотрел я на князя прямо. — Готовы поклясться самому себе, что не найдется чего-то более жуткого?
— Тогда, малыш, — облизал он губы. — Они не станут служить и тебе. И ты с этим компроматом тоже сдохнешь.
— О, я научу их бояться по-настоящему, — ощерился я радушной улыбкой. — Мне главное с чего-то начать беседу.
— Разорви визитку, — скомандовал он референту, резко от меня отворачиваясь.
— Вы запомнили номер, — негромким эхом отозвался я.
И звук моего голоса отразился от стен древней постройки, наполняющейся с каждым новым гостем властью и величием.
Компонентами настолько редкими, что кому-то придется их лишиться, чтобы другой мог приобрести.
Все цвета алого, от сверкания агата до темно-багровой пелены были там, где на небосводе пряталось зенитное солнце. Цвета размывались диким ветром по подбрюшию небес до фиолетово синего, выцветая в темно-серой дымке гонимых с запада на восток облаков. И СМС со штормовым предупреждением, спешно рассылаемые по номерам, уже были констатацией факта.
Природа испытывала на себе волю князей, собравшихся в едином месте – и закономерно сходила с ума, как музыка от инструмента, на котором решили сыграть одновременно семь десятков пар рук.
Никто из собравшихся в Кремле не призывал стихию осознанно, но сложно удержаться от прикосновения к основе своей мощи и могущества. Хотя бы почувствовать, что она рядом с тобой, доступна и отзывчива и может быть призвана, если слова кончатся, а противоречия – нет.
Поэтому сходил с ума ветер; накатывал жар от пытавшегося прорваться сквозь плотную пелену солнца; словно в нетерпении подрагивала земля и застревал во рту вязкий влажный воздух. И даже привычные цвета с оттенками чудили, перебираясь из спектра выше и ниже. Слишком много воли и власти в одном месте.
— Сделал, все что пожелал, — словно констатировала принцесса, разглядывая причуды окружающего мира сквозь бронированное стекло лимузина.
О факте нашей беседы с князем ей уже дисциплинированно доложил охранник, не скрывая ее оттенков и настроений – слова остались вне его доступа, но лица и движения не скрыть.
— Поехали в часовню, — разглядывал я пролетающие мимо улицы и кварталы столицы.
— Зачем, — насторожилась она.
— Дадим друг другу клятвы верности, как полагается супругам.
— Вот так, просто заедем? — заерзала принцесса, примешивая к тону оттенки недовольства и обиды. — Без сватов, гостей и торжества?
Я дипломатично отмолчался, не акцентируя внимание на состоявшийся штамп в ее паспорте. Как и на то, что никакими обязательствами он не обременялся – даже расплывчатыми, неточными и скользкими, что произносятся на брачных церемониях – молодыми восторженно, а пожившими с изрядным цинизмом. Хотя клятвы могли быть и очень строгими – но это ведь мера доверия между любимыми. Как можно требовать угрозой…
— Полагала, ты останешься там. Перстней у тебя достаточно, чтобы быть услышанным и требовать. Мы бы тебя поддержали.
— Сами прибегут.
— Слишком опрометчиво.
— Вы же прибежали.
Принцесса промолчала.
Хотя искренние ее чувства отразились в резко отъехавшем лимузине, стоило мне выйти у своей высотки. Машины сопровождения даром что не окатили водой из луж.
Мелочно, чтобы обидеть. Но достаточно эмоционально, чтобы подчеркнуть недовольство.
Короткий путь до дверей, впрочем, оказался чуть интересней, чем обычно.
— Я жду вас уже второй час, — возмущенно обратился ко мне престарелый господин, кутавшийся возле дверей в пальто.