Напряжение растет

«Защита», – пришла мысль одновременно с первым аккордом фортепиано.

Предложить Свете руку и дать ей простор в танце, не мешать. Я не умею танцевать – но она умеет за двоих!

Света выразительно посмотрела на меня. Ах да!

Из рук родилась одна Звездочка и сделала вокруг нас оборот. И еще одна, еще несколько – пока не замкнулся круг, двигаясь вслед за нами, продолжая композицию и завершая ее.

Из зала послышались жиденькие аплодисменты. Слишком тускло? А если сделать ярче?

Звездочки моргнули, вспыхнули, но тут же потухли до половины яркости – будто что-то вытягивало из них Силу. Но у меня ведь ее – океан!

А тут и партия скрипки вступила, и на душе сделалось пронзительно-радостно. И будто бы вновь начало дышаться полной грудью, и больше не тянуло плечи вниз невидимым грузом. И мир вне сцены стал совсем невидим в сиянии ярких точек.

Да и зачем на него смотреть – ведь любоваться Светланой гораздо интереснее. Вот для кого танец – не испытание, а счастье. Ее движение словно рождалось само, не требуя контроля и усилия. Вот она шагает, пропуская под подошвой линию круга, вот закручивается с закрытыми от удовольствия глазами, вот… Расстегивает тайный механизм, который должен потихоньку отматывать край платья, чтобы лезвие кольца его срезало! А кольца нет!

Справимся, главное, улыбаться и не подавать вида. Мерно звучит фортепиано, мурашками по коже отзываются маракасы, пронзительно вплетается в происходящее голос скрипки. Вьется ткань у ног, мелькает свет вокруг – и в этом свете на мгновение сверкает отрезанный кусочек фольгированного полотна. Получилось! – бьется в сердце, и тут же радость сменяется недовольством – в ярком свете полет крошечного фольгированного обрывка почти незаметен. Интересно, а можно сделать так, чтобы его заметили?

Свет – чуть тише. Чтобы было видно! И от круга отрывается крошечный разряд, ударяя в лоскут и поднимая его ввысь!

Я не контролирую это, я прошу у Звездочек, а им несложно. Так же, как и двигаться, чтобы наши ноги переступали через них.

Вновь обрывок ткани мелькнул в свете – и снова крошечный разряд от круга не дал ему упасть, со вспышкой откинул чуть дальше. И тут же – подхватил первый. А потом и еще один! И еще! Скоро треск стал заметен, и его пришлось вплетать в ритм музыки, выбивая вспышками паутины ритм молний. Целый океан искр вокруг нас! И счастливый смех Светы, который дороже всех аплодисментов в мире!

Последний аккорд воспринял уже с неким неудовольствием – эмоции затянули, радость переливала через край, хотелось двигаться дальше! Успокаивало одно – сразу после танца полет в деревню и вареники.

Мир вспыхнул искорками в последний раз. В глазах медленно исчезли радужные и световые разводы – надо только проморгаться потщательнее. Исполнили последний элемент на сегодня – поклон. И внимательно прислушались к аплодисментам. А их нет.

– Не понял? – протерев глаза кулаками, с изумлением обозрел пустой зал.

– А где все? – громко спросил удивленный Артем.

– Так это, – раздалось с другого края, возле самого выхода для гостей. – Эвакуация, стало быть.

– Какая еще эвакуация? – возмутился я. – Что случилось?

– И почему нас не предупредили? – в тон мне возмутился Артем. – Мы тут выступаем, а у них ЧП!

– Так это, стало быть, пробой высшего уровня защиты, стало быть… – откашлялся собеседник. – На сцене, стало быть. Вот всех и эвакуировали.

– А вы почему тут? – с сомнением поинтересовался я.

– А я из гардеробной, это самое… – хмыкнул он. – Я-то уйду, а если сопрет кто чего?

– Ясно, – задумчиво протянул я.

– Ребята, смотрите, – пересохшим от волнения голосом просипел Паша, показывая рукой ввысь.

И только после этого мы обратили внимание на трибуну судей, залитую светом.

– Семь, восемь, – не веря, сияя от счастья, шептал Федор вслух, – девять, десять…

Возле окон, размытые оптикой стекол, стояли арбитры. И, будто заметив наше внимание, демонстративно аплодировали.

– Одиннадцать? – словно не веря, с удивлением произнес брат.

За одиннадцатым стеклом не было никого. Пустая, сияющая светом комната. С бронестеклом, покрывшимся сеткой от чудовищных по силе ударов. Будто кто-то ломился изнутри.

– Одиннадцать, – с удивлением обвел нас взглядом Артем.

– Одиннадцать, – повторил за ним Паша.

– Одиннадцать…

– Ребята, вертолет! – нетерпеливо напомнила Света.

– А? – обернулся к ней капитан.

– Кто-то сломал защиту. И выжег все прожектора, – указала она жестом на отчего-то не светящиеся лампы. – И слегка подпалил экран за сценой, – последовал еще один жест в сторону желтоватого в коричневую крапинку полотна. – И…

– Ребята, вертолет! – подхватил я товарищей и повел к выходу.

Перед трехэтажным домом царила деятельная суета, созданная тремя десятками коробов и страшно недовольным стариком, таскающим их с кухни во двор.

– Еще никогда! Никогда в моей практике преподавателя! – доносились возгласы в те периоды, когда старик выныривал из дома, чтобы поставить очередную шикарно и волнующе благоухающую коробку на заранее подготовленную ткань. – Никогда в моей жизни!