Напряжение растет

– Она даже не переодевалась! – повернулся к нам брат, указав на Свету, невозмутимо рассматривающую стену.

Девушка красовалась в прежнем наряде, бесспорно ей идущем, но…

– И как это называть? – скопировал Федор интонации папы, уперев руки в бока.

– Это принцип Шредингера, – сочувственно хлопнул его по плечу Артем. – Вне зоны видимости девушка может быть с одинаковой долей вероятности переодета и не переодета. Поэтому всегда учитывай оба варианта, планируя совместное время.

– И они все такие? – обреченно уставился брат на нашу танцовщицу, спокойно прошествовавшую обратно в гримерку.

– Хочешь понимать девочек – учи квантовую физику, – наставительно поднял палец вверх наш скрипач.

– А с чего лучше начать? – заинтересовался Паша.

– С переодевания, – разогнал я их, указав на сундуки с одеждой. – Нас уже время поджимает, а там, за стенкой, вообще может не освободиться.

Народ поинтересовался временем на часах Артема, охнул и в бодром темпе рванул к личным вещам.

Ребятам – черные фраки с серебристым узором школьного герба у сердца; белыми рубашками и красной бабочкой; лакированные до зеркального блеска туфли, золотые запонки и горсть перстней, щедро насыпанных Федором. Мне – серебристый костюм, белоснежные ботинки, серебристые запонки и набор личных колец, разбавлять которые брат посчитал ненужным. Герб вышит красным, рубашка расстегнута на одну пуговицу.

– И долго вы? – недовольно пропел Светин голос.

Реплика справедливого возмущения застряла в горле, стоило к ней повернуться. Рядом тяжело сглотнул Пашка.

Белое с серебром платье, украшенное алым кантом, невольно приковывало взгляд. И это – с учетом того, что мы видели его не единожды, а значит, дело наверняка заключалось не только в нем, но в таланте его носить. Будто не многослойный отрез ткани на плечах, а сама зима завернула девушку в наряд из вьюги, на котором алое смотрелось нетронутыми зимними ягодами на снегу – признаком лютой зимы. Ледяная тиара из серебра с алмазами и холод в глазах, от которого сердце давило чувством несуществующей вины. Белый грим на лице, черные брови и яркая подводка губ, нанесенные специально, чтобы компенсировать расстояние до зрителей, но одновременно – преображающие облик в нечто нечеловечески бесстрастное. Шлейф платья, украшенный квадратиками фольгированной ткани и обернутый десяток раз от пояса и ниже, смотрелся утренней изморозью. В танце этот край должен был разматываться и подпадать под острое лезвие, взлетая от резкого движения вверх, чтобы доказать опасность замысла и украсить номер. Сейчас кольца нет, потому и резать нечем. Хм, интересно, а если Звездочками?…

– Боже мой, надеть и снять брюки – это ведь сорок секунд! – закатила Света глаза и с неудовольствием прошествовала обратно в свою гримерку.

Простым словом «шагать» назвать эту походку уже было нельзя.

– Не, это ж надо, а? – как-то не всерьез возмутился Артем.

– Ага, – выдавил из пересохшего горла Паша.

– Не, такую Снегурочку лучше не звать, – высказал свое веское мнение Федор.

– Это почему? – повернулся к нему капитан.

– У такой дедушка вообще никакие стихи слушать не будет. И чужие подарки заберет.

– Она приходит со словом «вечность» в качестве подарка, – меланхолично произнес Артем.

– Тоже верно, – невольно согласился Пашка, с опаской глядя в сторону Светы.

– Ерунду говорите, – рубанул я. – Отличное платье и образ отличный. А Света – добрая. Все, собрались. Прокатываем номер еще один раз и выходим.

– Не успеем, – деловито провел скрипач рукой по часам. – В любой момент Игорь придет и все испортит. А это стресс и неуверенность в себе. Почти диверсия, я считаю.

– Лентяй, – заклеймил я его отговорки, но в итоге махнул рукой.

Не хочет – так ведь не заставить. Да и готовы мы, и если даже мне уже не надо контролировать движения тела, то ребятам с их многолетними навыками – тем более.

Игорь появился через десяток минут, оглядел нас с довольным видом, удостоверившись в готовности. Затем попытался заново познакомиться со Светой, с неким недоверием и нежеланием приняв тот факт, что это та же девушка, что нас сопровождала.

– Идемте за мной.

Последовали знакомые переходы лестниц, как-то внезапно сменившиеся широченным коридором с алой дорожкой и потолками в десять метров, украшенными монструозными конструкциями хрустальных люстр.

В глазах рябило от отполированной позолоты, голова только и успевала крутиться, пытаясь рассмотреть ростовые портреты в официальных мундирах, развешанные по стенам.

– Не вертите головами, – прошипел Артем сквозь зубы.

– А почему?

– Выглядите деревенщиной, а тут могут быть камеры. Ведите себя так, будто по таким местам по сто раз на дню ходите и вам скучно. Вон у Светы берите пример.

– Но интересно ведь? – искренне не понял я.

– Не принято, – обреченно выдохнул он. – Мне, может, тоже интересно.

Пришлось соответствовать, развивая периферическое зрение. А потом и действительно надоело – слишком много одинаковой роскоши, будто бы собранной отовсюду напоказ.