Напряжение сходится

– Ее… кхм, высочество вправе быть гарантом чести и соблюдения правил, – первым отойдя от произошедшего, постановил Мстиславский. – Настало время обговорить условия. Первыми эта честь, как вызванным княжичем Шуйским, достается вам, – кивком указал он на Романова и присных.

– Никаких артефактов, – первым же делом отозвался тот.

– Принимается. Ваши условия, господа?

– Сумерки, – коротко постановил я.

– Увы, но мы не можем ждать до захода солнца, – мягко осадил Мстиславский, глядя, впрочем, на Артема.

А тот молчал.

– Сейчас, здесь. Тьма, – вновь произнес я.

– Уважаемые, на дворе конец лета. Мы будем дожидаться полной темноты еще долго.

И действительно – солнце словно замерло у границы горизонта, и было по-прежнему довольно-таки светло.

– Никакого ожидания.

– Я вас не понимаю, – поднял ладонь Мстиславский. – Но пусть так. Если вы можете это обеспечить…

– Никаких артефактов! – перебил его кто-то из группы наших соперников.

Но того тут же затолкали за спины, грозно прошипев, чтобы не смел перебивать.

– Мы извиняемся, – покаянно выступил вперед Романов.

– Если вы сможете это обеспечить без артефактов, пусть так… – пожал плечами княжич Мстиславский. – Более ничего?

– Место противостояния – территория заказника.

– Это подразумевается, – коротко кивнул посредник. – Не стоит пугать наших уважаемых горожан противостоянием. Своей волей постановляю, что вышедший на дорогу до победы одной из сторон признается проигравшим и выбывшим из поединка. Все ли согласны с условиями?

– Мы согласны, – ответил за всех Романов.

– Артем Евгеньевич?

– Я согласен, – хмуро ответил Шуйский.

Правда, настроение его было испорчено еще раньше – в момент, когда мы разошлись в первый раз. Больно ему признавать, что Вера может приврать. Не желает он этого.

– Пусть вас рассудит честная битва!.. – со вздохом и укором ко всем нам отпустил Мстиславский поединщиков в сторону леса. – На сотый счет я выпущу алую искру в небо. Это ознаменует начало сражения. Победителю положено подойти ко мне. Будьте благородны и не добивайте соперника.

Стороны еще раз посмотрели друг на друга и под разными углами к дороге вошли в лес заказника.

А Мстиславский стал негромко считать вслух.

– Где же ваша темень? – с любопытством и подначкой поинтересовалась княжна Орлова.

– Идет, – сухо ответил я и поднял взгляд вправо. Туда, откуда надвигалась на город, сплетаясь из мелких осенних тучек и перистых облаков, низкая и мрачная предгрозовая тьма. И с каждой секундой, мерно отсчитываемой Мстиславским, ее величие накрывало город.

– Кажется, идет дождь, – неведомо как успев, но до боли вонзилась в мою руку ногтями Инка, тревожно глядя вверх.

– Идет шторм, – спокойно произнес я, с удовольствием воспринимая резкие порывы ветра на лице.

– Нам стоит укрыться? – спросила Никишина, прижимая полы платья.

– …шестьдесят четыре…

– Нет, – Орлова спокойно стояла под разошедшимся ветром, глядя на меня совсем иным взглядом, – от этого нельзя укрыться.

– Максим, почему они такие? – шептала Инка, глядя на черные, массивные завитки тучи над головой. – Почему я их чувствую? Я хочу говорить с ними.

– Ты дала слово, – напомнил я ей и чуть сощурился от спазма в ее руках, зажавших мое плечо до боли.

– …восемьдесят шесть… – Мстиславский расставил ноги, словно готовясь принять на себя удар, заложил руки за спину и мрачно считал, глядя в темноту перед собой.

– Они все умрут, да? – безжизненно произнесла княжна Юлия, когда тьма накрыла нас с головой.

И даже свет фонарей смотрелся тускло, будто поеденный наступившими сумерками.

– …девяносто…

– Сколько жизней ты им отдал? – одними губами произнесла Аймара, буквально повиснув на моем плече и остекленевшим взглядом смотря только вверх.

– …девяносто шесть…

– Мне не нужны чужие жизни.

– …сто!

И резкий алый огонек скользнул от силуэта Мстиславского, тут же утонув во мраке низких туч над заказником. Вспышка, которой положено быть яркой, ныне просто расцветила темно-алым подбрюшье грозовых облаков.

Но ее, безусловно, заметили – и длинный низкий звериный рык пронзил пространство до горизонта, вызвав мурашки на коже и трепет от древнего ужаса, запрятанного в каждом разумном…

Никишину же просто затрясло, – и Целителю, здесь присутствовавшему, нашлось первое дело.

– Если он умрет, я не прощу… – шептала Орлова, комкая в руках платок с гербовым вензелем.

И неведомо, кто этот «он» и как выбирает себе пару женское сердце.

– Никто не умрет, – успокаивающе произнес я.

Где-то впереди грохотали вспышки заклинаний. Раздавались истошные крики и призывы не отходить друг от друга. Тьму разрывали всполохи света, а до ног доходил стон земли. И после каждой феерии звуков – тревожная и напряженная тишина, как у охотника после выстрела в скользнувший на границе зрения силуэт. Тишина, которая всякий раз разрывалась вкрадчивым и крайне голодным рыком – потому что в этом лесу, как и во всех иных, только один истинный охотник. А жертве полагается исходить диким криком, в отчаянной надежде сбежать и скрыться – потому что волшебством это порождение бездны не осилить.