Напряжение сходится

И Дейю, все тщательно обдумав, стала средней. Улыбчивой и глупенькой, но не убогой и тупой. Исполнительной, но такой раззявой, что поручить ей что-то сложное означало, что «эта точно половину забудет». Средней по всем предметам, средней в физической подготовке – специально замедляясь или недоделывая подходы, средней в искусстве владения Силой – срывать контроль и умышленно замедлять исполнение техники было проще всего. А ведь хорошая жена должна обязательно выжить в любой придворной резне и защитить олуха-мужа…

Словом, Дейю стала не конкурентом никому. И от нее тут же отстали, разве что пытаясь манипулировать в интригах против друг друга – но, как было отмечено, исполнитель из Дейю получался аховый (как назло, каждый раз). Так что вскоре ее даже стали тихонечко опекать, такую малоспособную, но добрую сестричку…

Наставницы, конечно, весьма печалились такому ходу дел – дева росла симпатичной и умненькой. Но вдруг словно подменили, и неведомо – то ли упала неудачно, то ли возрастные изменения, то ли злая химия очередной отравы, которую испробовали на бедняжке старшие родственницы. Увы, ни медицина, ни алхимия, ни расспросы, ни даже розги по пяткам не могли ничего изменить. Не было нужной злости – только покорная терпимость и чувство вины, а это преподавателей не устраивало совершенно. Так что в дни, когда девочка сидела у камина в главной зале и вышивала на пару с древней старухой, чье имя мало кто помнил, а ее сестры уже вовсю манипулировали новым завозом молодых слуг – тоже молодых, но на их беду – наивных, от Дейю уже никто ничего не ждал.

Потом она так и не поймет, где и на чем прокололась, но когда костлявая и горячая рука старухи-вышивальщицы однажды возьмет ее за ладонь и поведет за собой в закрытое крыло, Дейю будет вынуждена глупо улыбаться и идти.

Быть очень умной окажется куда сложнее, чем ей могло показаться, а структура клана, в котором обнаружится особый отдел, занятый искоренением внутренней и внешней угрозы, – куда шире, чем начитывали лекторы и можно было прочитать в родовых хрониках.

Официально ничего не изменилось, и средняя Дейю по-прежнему была на уроках со всеми, допуская обидные помарки и ошибки. Вместе с остальными завтракала, обедала и ужинала, изображая испуг и искреннее участие в те моменты, когда кто-то из сестер травился очередной самодельной гадостью. С ужасом смотрела, как вешают молодого слугу, который принес отраву.

А потом отправлялась в свою комнату, демонстративно еле сдерживая слезы, – но вместо них проходила через тайный ход в другое крыло здания. Комнату ей сменили почти сразу, в старой никакого выхода в тоннели не было – ведь неугомонные дети могли их и найти. Там она вновь возвращалась к событиям этого дня, но уже под контролем древней наставницы: разбирала мотивы и причины, механизмы и противовесы царящего на женской половине дворца заговора всех против всех. Полезные были сведения – пару раз даже узнавала, что ее все-таки решали отравить всерьез (чтобы подставить конкурентку), и она удачно избегала серьезных последствий для организма. Симулировала недомогание после первой ложки и уходила, краем глаза отмечая разочарование на лице той, что еще пару дней назад делилась с глупенькой сестричкой яблоком, вызывая благодарность и расположение к себе.

Обучение приемам Силы тоже были специфичны и куда более эффективны, чем эффектны и показательны. Техники усиливались – краем мысли Дейю отмечала, как растет мощь, наслаждаясь контролем над стихией, и уже с трудом халтурила на общих занятиях. В момент, когда контроль над Силой уперся в психологический и физический предел, а старуха устала пинать тело, которое валялось на песке и не могло найти энергии даже на то, чтобы подняться, пришло время посвящения Дворцу.

Дейю слабо разбиралась в мифологии своего народа. Что-то рассказывали в детстве, в качестве общей на всех сестер колыбельной в юном возрасте, когда они ночевали в одной большой комнате. Что-то прочитала и она сама, используя взамен обычных детских сказок (которых просто не было в клановой библиотеке). Сейчас ей предлагали поверить в сказку. Заставляли ее принять за истину, рассказывая самым серьезным языком все детали, начиная с сотворения мира и завершая взаимоотношениями между Дворцами. Окуривали дымами, от которых чудились мутные тени, и сюжеты историй приобретали объем. Заливали внутрь алхимию, и сны становились цветными, тревожными и реалистичными, а среди мутных образов внезапно слышался голос старухи и начинал вещать то же самое, что было днем, – но во сне имена обретали внешность, а Восточный дворец – мрачное величие дозорных башен и контрфорсов необоримой твердыни, полускрытой рассветным туманом.