Наречия (Adverbs)

– Простите, я не расслышала? – обратилась к нему Глэдис.

– Один мой знакомый говорит, что невинность – величайшая редкость в нашем мире, – произнес детектив.

Глэдис моментально переменилась в лице и сразу как-то вся постарела.

– Вы бы не могли повторить то, что только что сказали? – попросила она детектива и добавила: – Сэр.

Но детектив не торопился.

– Мы с моим напарником, – начал он и махнул рукой (рука его при этом добавила «и наши шляпы тоже»), – знаем одного человека. Так вот он говорит, что невинность – величайшая редкость в нашем мире. И поэтому, говорит он, как только вы ее увидите, то моментально хватайте и не берите в голову, кого вам для этого придется нанять.

– А откуда вы знаете этого человека? – печально спросила Глэдис. – Или он сидит рядом с вами?

– Я его знаю точно так же, как знаю, что вы пьете кофе по полчашки, – ответил детектив, а его партнер поднял со стойки картонку. Глэдис впервые перевела взгляд вниз и увидела собственное фото, а потом написанную чернилами фразу: «Глэдис приходит сюда каждый день».

– Глэдис, не обращай внимания на этих парней, – сказал Энди. – Они тупые. Послушать их, получается, что Южная Америка кишмя кишит птицами. И я собираюсь вызвать полицию.

Напарник положил картонку на стойку и опустил на нее руки, словно пытался исцелить страждущего, но это было только такое впечатление, после чего заговорил:

– Если кто-то нальет вам полчашки, Глэдис, то нижняя половина замерзнет, прежде чем вы успеете ее выпить, и все потому, что ваше дыхание веет арктической стужей. Разве я не прав, ваше высочество?

– Каату! – издала Глэдис загадочный возглас, и здесь можно немного перескочить вперед. Впрочем, что мне вам объяснять, вы и сами все знаете. Кстати, нас всегда так и подмывает перескочить через слова, которые нам непонятны; через те аспекты отношений, которые смущают нас, чтобы оказаться где-то в середине хорошего, понятного предложения вроде «Они явно разлюбили друг друга», или же «Желтоклювые сороки обитают исключительно в прибрежной зоне к югу от Сан-Франциско, и для их описания обычно используют три прилагательных», или же «На ней было нечто вроде накидки». И все эти предложения оказались в рапорте, который подал детектив, оставшийся в живых, тот, что поразговорчивее. Но мы не можем никуда перескочить, потому что это история о любви, а в историях о любви так не бывает. Мы не можем изменить то, какими мы получаемся на фотографиях; не можем изменить наши любимые выражения; то, как мы пьем кофе, то, как мы любим людей за то, как они пьют кофе, даже если они пьют его совершенно извращенным способом. Волей-неволей нам приходится терпеть, нам не перескочить даже через самую малую мелочь, и вообще на Глэдис была шаль. Она подняла руки, и шаль соскользнула с ее плеч. Все это время она повторяла слова, которые оставались нам непонятными: «Каату мака, эббери эббери макайте пальцы в соус!»

Затем Глэдис встала с места, расправив шаль точно крылья летучей мыши, и впилась взглядом в напарника разговорчивого детектива с тем элегантным омерзением, какому мы с вами, увы, не раз становились свидетелями.

– Я вас больше не люблю! – взвыла она. – Каату, каату, мака! – И вылетела вон из заведения Энди.

На мгновение сквозь распахнутые настежь двери донесся шорох дождя. А еще откуда-то налетел порыв ледяного ветра. Ветер был гораздо холоднее, чем воздух снаружи, но опять-таки никто из тех, кто находился в данный момент в кафе, давно не был снаружи, и уже успело стемнеть. Так что холод мог означать все что угодно. Это мог быть дождь ил и же…

– Ваше высочество! – закричал напарник. Он поспешно надел шляпу и стремглав выбежал из заведения.

– Господи, ну кто бы мог подумать, – сокрушенно произнес Энди. – Ну кто бы мог!

– Снежная Королева? – крикнула Андреа, причем так громко, что качнулся графин.-Эй, Снежная Королева, Снежная Королева!

Но дверь уже захлопнулась, и теперь все таращились сквозь дождь и рождественские картинки на окнах. Таращилась Андреа. Таращился Энди, все таращились, за исключением той пары, что препиралась в углу, – они так увлеклись выяснением отношений, с таким азартом продирались сквозь непролазные джунгли слов, что запомнили смутно лишь какую-то кричавшую женщину, которая потом выбежала вон. Повар тоже остался невозмутим. Куда больший интерес для него представляла карта мира, созданная им на сковороде. Сам повар пребывал в непростительном заблуждении, что на свете нет ничего, чего бы он еще не видел. Поэтому никто не увидел, как Глэдис обернулась к человеку в шляпе и провыла что-то такое неслышное, отчего тот застыл на месте, глядя на нее.

– И что вы скажете? – спросил Энди, ставя на стойку кофе.

– Что все в мире, – сказала Андреа, – все, о чем нам рассказывали, все, чему нас учили, все не так.