Нарги. Социальная утопия

Где-то за неделю до родов Алексей начал курить – сразу и много. Он не раз слышал миф, что сигарета успокаивает, и вот теперь миф нашел свое подтверждение. Но одна сигарета не помогала, помогали три подряд. Легкое укачивание и тошнота создавали иллюзию морской прогулки, ощущения от которой запомнились ему с детства, когда он с отцом плыл на теплоходе от Алупки до Ялты. Тогда тоже укачало, но не до рвоты, а лишь до легкого головокружения, которое вместе с морским воздухом, солеными брызгами и криками чаек подарило мальчику мечту о морских странствиях юнгой, матросом или капитаном – неважно, главное, слиться со стихией и через покорение ее проложить себе путь, пусть к открытым, но неведомым для тебя мирам. С Дашей все разладилось окончательно, и хотя она просила присутствовать на родах и держать ее за руку, было понятно, что это конец.

– Лешик, будь со мной до конца. Мы должны вместе закончить этот этап. Как сложится у нас с тобою дальше – я не знаю, и никто не знает, но сейчас мне нужна твоя поддержка.

– Даша, что будет с нашим ребенком?

– Крепкого, здорового малыша от молодых здоровых родителей сразу усыновят. Он попадет в хорошую, богатую семью, скорее всего как первенец, и, ни в чем не нуждаясь, обретет вместе с рождением счастливое детство.

– Почему ты так в этом уверенна?

– Мы с отцом много времени провели в интернете и досконально изучили тему усыновления. Разобрали как юридическую, так и фактическую сторону вопроса. Это рынок. А на рынке дури нет, только экономика. Проводились даже независимые исследования, которые показали, что чем богаче семья, тем лучше у них ребенок, отобранный по критериям здоровья. А я уверена, что наш малыш будет лучшим! Папа говорит, что лучшее, что мы все можем для него сделать, это отдать в лучшие руки.

– Даша, мне просто страшно. Я могу отвечать только за себя и знаю, что сделаю все возможное для своего ребенка.

– Лешик, ты просто прелесть, ты хороший парень, но все возможное для тебя – ему мало. Не комплексуй, одних бог наделил здоровьем, как нас с тобой, других – деньгами, но не дал детей. Все счастливы и несчастны пополам, каждый по-своему.

– Мне будет сложно с этим жить.

– Леша, но ты ведь принимаешь факт трансплантации органов – это нормально? Один человек умер, и они ему не нужны больше – отдал свою почку или сердце другому, тот живет и радуется жизни и, что важно, радует собственной жизнью своих близких. Трансплантология – подвиг во имя жизни, и люди, которые завещали свои органы после смерти, – просто герои. Я согласна с папой, который сравнивает развитие в современном цивилизованном обществе институтов усыновления со своего рода социальной трансплантологией. Наконец, люди начали движение от догм нравственности в сторону здравого смысла. Возможно, нам надо было позднее заводить детей, ближе к тридцати, как наиболее прогрессивная часть современного общества, но совсем не факт, что весь эмоциональный и экологический вред нашего времени позволил бы родить более здорового малыша, чем теперь. В общем, Леш, как вышло, так и вышло – нам винить себя не в чем. У любой монеты две стороны. Наш ребенок будет расти не в приюте, а в семье. Мы с отцом договорились так: если вдруг, что почти невероятно, нашего с тобою малыша не усыновят в течение месяца, то мы его, конечно, заберем.

С родами пошло что-то не так, и Алексея не пустили к Даше. Ребенок, казалось, неосознанно протестовал против решения родителей и расположился поперек живота, игнорируя чужое желание в его появлении на свет. Пришлось делать кесарево сечение, которое сломило еще неокрепшую волю младенца и заставило его сделать первый вдох в своей жизни. К счастью, мальчик родился здоровым и красивым, как и планировала Даша со своим отцом. Алексею на телефон пришла только его фотография с подписью «Наш здоровый малыш. Поздравляю!» Отвечать он не стал, и других сообщений от Даши больше не было, как не было теперь и ее самой в его жизни.

Время не лечило, и сигареты помогали все меньше. Мысль об измене матери и потеря Даши тяготили. Репетиторство приносило только деньги, но не радость, как раньше. Учеба не обременяла, но и не открывала чего-то нового, граничащего с откровением, а напротив, превратилась в чистой воды технический процесс накопления знаний для работы в будущем. На втором курсе, в январе, на другой день после совершеннолетия, он пошел в районный военкомат и записался на прием к комиссару, отстоял очередь из пяти призывников с родителями, косящих от армии, и вошел в кабинет цвета поношенной гимнастерки с портретом главнокомандующего на стене. Грузный человек в кителе оторвал каменное лицо от документов, аккуратно разложенных на зеленом сукне письменного стола, и недружелюбно смерил юношу тяжелым взглядом через массивные стекла в свинцовой оправе.

– Слушаю вас, – голос комиссара прозвучал неожиданно звонко и четко, что заставило Алексея сбиться с мысли. Заученный и отрепетированный дома текст обращения рассыпался, и пришлось импровизировать на ходу.