Видимо, что-то было у меня на лице, что мне молча протянули булку и молока. Молоко не пахло коровой, а булка была огромная и с мясом. Доев ее до середины, я спохватилась, что пока что я ворую у барышни честный заработок, и поспешила положить на прилавок серебряный.
— Спасибо. — Прожевав, уже спокойнее проговорила я.
— Не за что. Ты у меня первая сегодня. — Грустно проговорила девушка. Я опять неприлично вытаращилась.
— А есть с капустой что-нибудь? — Уточнила я и тут же получила требуемое, а через несколько секунд приличную горку медяшек.
Я жевала теплую, а не горячую булку и радовалась нормальной еде.
— А почему к вам не ходят? — Удивилась я, когда стала способна что-то соображать.
— Кампроу пирожки не едят, а люди сюда не ходят. — Еще больше погрустнела барышня.
— Не расстраивайтесь, все еще пойдет. — Девушка как-то странно дернулась и улыбнулась.
Я распрощалась и, в приподнятом настроении, пошла вперед. Скоро показалась лавка готового платья. Чистенькая (относительно остального города) и светлая, она была обставлена болванками, на которых висела одежда.
— Уходи, побирушка. — Резко раздалось за спиной.
Я обернулась и увидела высокого блондина с точеным лицом и надменно поджатыми губами. В ответ я молча провернула в пальцах золотой, точно как делал Литтин папа, когда хотел решить такие проблемы. Правда он, после этого, обычно наслаждался обслуживанием, а я развернулась на выход, решив последовать совету. По дороге натянула на лицо максимально надменное выражение, на которое была способна.
Настроение чуть опустилось, но я решила не сдаваться.
Пройдя вперед до конца квартала, свернула налево и уперлась в базар. Со всеми вытекающими: шумный, с задорными торговцами, грязный (так, как может быть грязным только базар). Мысленно возликовала и ввинтилась в гущу людей.
В одежные ряды я попала сразу же. Они были представлены широким длинным проходом, уходящим куда-то, где мне видно не было. Проблема выяснилась метра через три: весь товар был одинаковым с точки зрения фасонов (подобное платье сейчас залито кровью, а подобная ночная рубашка пущена на тряпки) и совершенно фантасмагорически разным с точки зрения расцветок.
Через час блужданий я нашла бойкую торговку, которая выложила на прилавок однотонные платья.
— Их, конечно, стоит вышить, чтобы на людях показаться, но для дома и такое подойдет. — Хмыкнула грузная женщина.
Удивительным для меня оказалось то, что платья состояли из двух — верхнего и нижнего. Нижние были в основном белые или серые, из ткани к телу поприятнее, а вот верхние из ткани поплотнее и погрубее, зато самых разных расцветок. Я приобрела три нижних платья, штук пять верхних, плащик и накидку, похожую на плащик, но на самом деле настоящую лоснящуюся черную мантию. Она привлекла мое внимание даже завешанная огромным количеством одежды.
— Не стоит брать ее, детка. Вещь капризная. — Участливо предупредила торговка.
— Да вы что? А что с ней не так? — Я уже была намерена ее купить.
— Да что ж я тебе сделала, окаянная?! — Громко возмутилась торговка.
— Прошу прощения? — Я приподняла бровь.
— Я ей самое лучшее — и платья, и советы, и на плащ скидку, а она мне выкает! Нет, ну слыхали такое, добрые люди?! — Разорялась раскрасневшаяся торговка.
От такого напора я даже опешила. Но быстро «вспомнила», что в этом обществе люди друг к другу обращаются только на «ты». Если ты обращаешься к кому-то на «вы», ты как бы утверждаешь свое о нем мнение: человек нечестный, а может и злой.
— Прости, забылась. — Тут же вскинула руки я. — Я не так давно вернулась с юга Виастрии, там принято так общаться.
Торговка все еще обиженно сопела, но прием с золотым в пальцах быстро вернул ее в прежнее расположение духа. Меня подкупило то, что она не стала подобострастничать и раболепить, завидев золото. Литта помнит, что перед отцом (и ней, и мамой, соответственно), всегда лебезили, когда он так делал.
— Ну ладно. — Та хмыкнула. — А вещица эта у меня уж несколько раз была куплена, да только всегда сама собой возвращается. Уж не знаю, что там с ней, но я не хочу брать деньги за вещь, которая и носиться-то не будет.
— Считай, что это деньги за мою веру в лучшее. — Хмыкнула я и забрала одежду.
Тюк получился очень объемным и увесистым, но я пошла с ним вместе дальше. Торговка сказала, что двумя рядами правее я обзаведусь всем домашним текстилем, который меня интересует. Конечно, когда отвисла от слова «текстиль».
Двумя рядами правее было намного меньше народу, как покупателей, так и продавцов. Прилавки были захламленными и грязными, их я игнорировала. Относительно чистый был один единственный, в самом конце ряда. Следующий прилавок уже был заставлен ножами, тесаками, мелкими ножичками и прочим оружием разного промысла.
— Приветствую. — Обратилась я к мужчине средних лет и среднего сложения.
— И тебе не хворать, милочка. — Улыбнулся уголками губ торговец.