— Следующая прямо вот здесь, — говорит Дрю, указывая на ряд кирпичных зданий на левой стороне улицы. — Надеюсь, в этой части города мы найдем что-нибудь многообещающее. Я не вижу ни одной побитой машины, думаю, это хороший знак.
Мы проходим мимо кафе «У Тони» на правой стороне.
— О, мы точно в хорошей части города. Здесь есть кафе «У Тони»! Вот где мы будем обедать.
— Хорошо, я никогда не был там раньше, но если…
— Что!? Почему нет? Это самая лучшая закусочная.
— Мне редко удается бывать в этой части города. О, мы приехали, — говорит Дрю, выруливая на обочину.
Над дверью висит номер 2225. Я читаю записку, прикрепленную на входе, что дом открыт, когда выхожу из машины.
— Дверь не заколочена, уже плюс, — произношу я саркастично, входя в здание.
Комната просто огромная. Голые стены простираются к высоким потолкам над правой и левой сторонами. В углах замечаю пыльную паутину, которая свисает еще и со светильников. По-видимому, эту комнату не используют уже несколько лет. Пройдя дальше, я замечаю дверь на задней стене, которую почти не видно за лестницей.
— Здесь прекрасно, Дрю, столько места. Понадобится, конечно,
— Ты можешь поверить в это? Оно может стать тем самым!
— Ну же, — говорю я, направляясь в сторону лестницы. Он хватает меня за руку и дергает назад.
— Я думаю, тебе стоит подождать здесь. Мне бы не хотелось, чтобы ты провалилась под пол, если он прогнил.
— А что если
— Как насчет того, что ты просто сделаешь мне одолжение и останешься здесь. Хорошо?
— Хорошо, — соглашаюсь я. Бегло взглянув на наши соединенные руки, он отпускает меня и направляется в сторону лестницы.
Одна на нижнем этаже, и я могу слышать, как Дрю делает несколько шагов, не заходя в комнату, и останавливается прямо надо мной. Странно, я не думаю, что кто-то еще арендует это место. Такое огромное пространство можно легко превратить почти во что угодно: магазин одежды, танцевальную студию, во что угодно. Когда я поворачиваюсь, чтобы осмотреть комнату, то замечаю грязную, белую скатерть, растянутую поперек какого-то стола. Прохожу мимо него и беру с поверхности одну из пяти банок с этикеткой: Behr Premium Paint (декоративная краска для долгосрочной отделки фасада и интерьера). На крышке намазана серовато-голубая краска. «Одиночество» — цвет краски, и он определенно стал бы улучшением существующих скучных бежевых стен. Я отодвигаю скатерть, чтобы осмотреть стол, и в воздух поднимается облако пыли.
Я замираю.
И стою как вкопанная, когда вижу черное, глянцевое дерево. После смерти Джесса я не так часто играю на пианино. Не позволяю себе ощутить всю эту роскошь. Я провожу рукой по крышке; гладкая отделка успокаивает после такого долгого перерыва. Я не могу справиться с желанием и отдергиваю скатерть еще дальше, полностью обнажая крышку. Смотрю вниз и замечаю небольшой стул. Я нерешительно занимаю место по центру. Несмотря на то, что я нарушаю свои же собственные правила, что-то внутри меня толкает сыграть. Я поднимаю крышку, показываются восемьдесят восемь черных и белых клавиш. Пальцы зависают над ними, и я могу почувствовать магнетизм при приближении кончиков пальцев к прохладной поверхности из слоновой кости. Я аккуратно нажимаю на клавишу и слышу чистую мелодию, которая разлетается по всей комнате. Я не могу остановиться на одной ноте. Затем раздаётся вторая, третья.