Нарисуй Италию

После смерти Стаса в классе какое-то время бродили страшилки. Одноклассники шепотом пересказывали детали жуткой находки на дне оврага: босая нога, разбитое лицо и обгрызенная волками кисть. Алексей избегал этих историй, его воображение и без того захлебывалось подробностями. А сейчас его накрыло иррациональным страхом, насыщенным злостью на самого себя. Это он привёз сюда Нелли. Он виноват. Если с ней что-то случится, он никогда себе этого не простит. Никогда.

Он выбежал к площадке на скалистом краю оврага, его взгляд заметался по деревьям, выискивая яркое пятно.

— Нелли-и-и!

Эхо отозвалось тут же, чуть позже подключились и волки. Он прошёл вдоль разлома, не переставая выкрикивать её имя. Казалось, время растянулось и замедлилось, а ноги, словно в дурном кошмаре вязли в воздухе, как в сиропе, замедляя шаги.

Услышав шорох, Алексей остановился и прислушался. Голос! Точно. Голос Нелли. Побежав в сторону звуков, он через несколько минут увидел жёлтую куртку. Нелли его не слышала, потому что сама кричала: звала Лешака, возмущалась, что тот не приходит, обзывала кретином, требовала отменить её желание и выслушать новое, в котором Алексея не будет тошнить от тоски.

За несколько метров, Нелли услышала шаги и обернулась.

— Лёша?

Он, не останавливаясь, врезался в неё, чуть не повалил на стылую землю, едва удержал равновесие. Крепко сжал плечи, отстранился, оглядел её лицо, выискивая следы повреждений.

— Нель, ты в порядке? Ранена? Упала? Волки напали?

Нелли отодвинулась. Даже сквозь куртку чувствовала на своих плечах дрожь пальцев Алексея, а его сумасшедший взгляд напугал похлеще Лешака, если бы тот вдруг надумал явиться.

— Ты чё? Чего вдруг я ранена, упала или волки? Я просто ходила знакомиться с местной легендой.

Алексей не ответил, взял её за руку и молча повёл к тропе. Нелли пыталась заговорить, но он молчал, мрачнел с каждым шагом всё больше. Она чувствовала, что происходит что-то нехорошее, неправильное, её желание увидеть его «опрокинутое лицо» сбылось слишком быстро. Он выглядел именно так, а ещё угрюмым и решительным. Руку Нелли не отпустил до самого дома. Позволил ей снять верхнюю одежду и потянул в спальню. Там достал из шкафа большую спортивную сумку и бросил ей в ноги.

— Собирай вещи. Мы уезжаем из Комсомольского.

— Нет.

Он взял ещё одну сумку, чуть меньше размером, зашёл в ванную и не глядя сгрёб с полок всё, что там стояло. Тоже самое проделал с косметикой Нелли на комоде.

— Ты тут не останешься.

Нелли пнула пустую сумку.

— Я никуда не поеду. Можешь снова меня отшлёпать, но не заставляй уезжать.

— Не соберёшь, отправлю в чём есть, остальное привезу позже. Мы уезжаем в Питер.

Нелли застыла, никогда не видела Лёшу таким непробиваемым. Не знала, как реагировать и как подступиться.

— Я не уеду отсюда.

Он остановился в метре от неё, смотрел хмуро и напряжённо, губы сжал в плотную линию, сдерживался из последних сил.

— Сейчас же собирай вещи, иначе мне придётся усадить тебя в машину силой.

Нелли отступила к двери. До этого дня она была уверена, что Алексей её никогда не обидит, а сейчас она его боялась. Колючие чёрные зрачки впивались в её лицо, и кажется, принадлежали человеку на грани срыва.

Она схватилась за ручку двери.

— Вали на все четыре стороны. Я отсюда не уеду, — и взбешённо добавила: — Можешь подавать на развод.

Развернувшись, Нелли хлопнула дверью и ринулась на мансарду. К сожалению, там не было замка, чтобы надёжно отгородиться от Алексея.

Он не последовал за ней. Но его тяжёлые шаги отдавались эхом, Нелли слышала, как он ходит по комнате, вздрагивала каждый раз, как что-то гремело или падало. Судя по всему, он собирал вещи, от идеи уехать не отказался.

Нелли села на подоконник, уткнувшись подбородком в колени, уставилась невидящим взглядом на лес. Смотрела на разукрашенное морозными узорами стекло и недоумевала: за одни сутки она успела побывать самой счастливой и самой несчастной.

Алексей вошёл тихо, словно сквозняк. Напряжённый и непривычно бесцветный, даже зелёные глаза потускнели. От неожиданности Нелли вздрогнула, едва не упала с подоконника. Мазнула по нему взглядом и снова отвернулась.

Он сел на край стола, сложил руки на груди. На предплечьях выступили вены, плечи застыли.

— Не могу понять, почему ты вообще туда пошла? Что за желание такое великое, что тебе дороже жизни? Не думал, что у тебя вообще есть повод соваться в Лешачий овраг. Что ты скрываешь?

Нелли спрыгнула с подоконника, небрежно скинула ворох исписанных листов, эскизы татуировок и достала стихи.

— Я скрываю? — она решительно протянула старую измятую тетрадь. — Это не я представляла себе смерть во всех красках. Не я и изливала боль на бумагу. Не я мечтала о самоубийстве. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Алексей с опаской тронул обложку. Он её узнал сразу. Перед отъездом из Комсомольского Крюковы отдали ему все записи Стаса, он их читал не один раз, некоторые стихотворения знал наизусть.

Задумчиво пролистав тетрадь, он резко её захлопнул.

— Это не мои стихи.

Нелли растерялась.

— Как не твои?