Нарисуй Италию

— Помнишь, я рассказывал, что у меня был друг, который своей солнечностью напоминал тебя? Это его стихи. Стаса.

Нелли качнулась, скользнула взглядом по руке Алексея. От напряжения, с которым он сжимал край стола, побелели ногти.

— Он умер, да? — спросила она робко, заранее опасаясь ответа.

Алексей приблизился к окну, нашёл взглядом туманную дымку над оврагом, коснулся ладонью мятой обложки тетради.

— Все думают, что это было самоубийство.

— А ты?

Он судорожно вздохнул:

— А я… не знаю. Наверное, да. До сих пор не могу в это поверить. Но стихи… Как я мог не разглядеть его боль? Другие могли и упустить, но он же был моим другом. Мы виделись каждый день, мне казалось, он был откровенен со мной. Но эти стихи стали для меня неожиданностью.

Нелли снова села на подоконник, сдвинулась в сторону. Оказавшись напротив Алексея, обняла его за талию, прижалась щекой к груди.

— Мне жаль.

Он порывисто стиснул её плечи, будто хотел оттолкнуть, но вместо этого притянул вплотную.

— Стас был такой счастливый. Никогда раньше я не встречал человека, который так умел радоваться жизни, так раскрашивать своим присутствием мир и заряжать людей улыбкой. Думал, что и не встречу больше. А потом ты слопала мой завтрак.

— Расскажи о нём, — осторожно попросила Нелли.

Глядя сквозь морозный узор на темнеющий абрис леса, Алексей вспоминал знакомство со Стасом, их беседы и прогулки. Говорил шепотом, иногда замолкал, пытался припомнить подробности, рассеянно гладил плечо Нелли, ощущая её успокаивающее тёплое дыхание.

Только сейчас до неё дошло, что Алексей ощутил, узнав, что она пошла к оврагу. Одного близкого человека он уже лишился. Для него это был не просто овраг — символ утраты и боли. Это был страх ребёнка, потерявшего друга. Оказывается, Марина далеко не первая откусила кусок от его сердца. Ей он достался уже раненым. Сколько же боли он в себе носил?

Услышав голоса, Алексей перевёл взгляд на двор и увидел у калитки Морошкиных, чуть дальше нерешительно мялась остальная компания друзей Нелли.

— Переживают о тебе. Пришли проверить, отвоевал ли я тебя у Лешака или прибил в пылу ярости за то, что ты туда сунулась.

Нелли мотнула головой.

— Не хочу сейчас никого видеть, — отстранившись от его груди, бросила короткий взгляд чрез плечо.

— Поздно. Они уже увидели тебя в окно.

Нелли помахала и тут же увидела неуверенно взметнувшиеся в приветствии руки.

— С их ракурса похоже будто мы с тобой на подоконнике любовью занимаемся.

Алексей распознал намеренную провокацию, едва заметно улыбнулся.

— Я спущусь ненадолго, переговорю с ними. Мама, скорее всего, всех уже на чай пригласила, — он отступил на шаг назад, снова стал предельно серьёзным. — А ты пока собери вещи.

Нелли нахмурилась. Она понадеялась, что он уже отрекся от мысли уехать из Комсомольского, но Алексей был непреклонен. Полина Степановна не зря называла его упёртым и непробиваемым. Он действительно умел таким быть, просто Нелли раньше не приходилось сталкиваться с этой чертой его характера.

Когда за Алексеем захлопнулась дверь, она включила настольную лампу, потянулась за карандашами. Никогда раньше не рисовала человека уже покинувшего мир живых. Не было необходимости, да и желания, честно говоря, тоже. А ещё это было просто жутко.

В этот раз пальцы сами выводили линии, она даже не сразу распознала хаос из карандашных извилин. Правой рукой она рисовала Стаса, сидящего на краю оврага с поднятым к небу лицом. А левая быстро и хаотично вычерчивала мечты. Не одну мечту, а целый ворох грёз. Они заполоняли лист, теснились в углах, наползали друг на дружку, окружали силуэт подобно сумасшедшему торнадо, унесшему в небо самые разнообразные предметы. Стас умел мечтать смело и детально. Здесь были падающие звёзды и парящий в галактиках космонавт, роликовые коньки, кубок за первое место в соревнованиях по карате, наездник на коне, нобелевская премия, президентская трибуна и Тоня Морошкина.

Отложив карандаши, Нелли изумлённо оглядела портрет Стаса, пытаясь распознать все мечты, появившиеся на бумаге.

Выпроводив гостей, Алексей вернулся на мансарду, застал Нелли за рассматриванием нового рисунка. Опёршись ладонью о стол, наклонился над её плечом. Несколько секунд напряжённо молчал.

— Мечты Стаса, — из-за перехвативших горло эмоций, голос прозвучал хрипло.

Нелли резко оглянулась, хлестнула прядями волос по его плечу.

— Он бы никогда этого не сделал, Лёш, Никогда. Его мечты такие живые, такие яркие, я видела их и чувствовала. Он бы никогда так не поступил. Это была случайность. Трагичная случайность.

— Но его стихи…

— Надя тоже писала похожие песни, — неожиданно вспомнила Нелли, — а её любимая — на стихи Цветаевой «Осыпались листья над вашей могилой». Просто он чувствовал всё по-другому, глубоко, остро, но он бы этого не сделал. Он любил и надеялся. Хоть он и считал свою любовь безответной, она была светлой.

Алексей молчал несколько минут, водил пальцем по рисунку, рассматривал улыбчивое лицо Тони.

— Он умел любить.

Тряхнув головой, он отошёл от стола, сделал пару шагов в сторону двери и оглянулся.