От неожиданности я попятился от нее. Никто в жизни не говорил со мной с таким убеждением. В отличие от моих запутанных отношений с богом, она была по-настоящему верующей, своей собственной, неколебимой верой. Сознавая всю иррациональность веры в бога, я никогда не относился к ней свысока, ведь ничего более существенного взамен никто еще не предложил. К тому же, я и сам не раз отмечал убожество слов, по сравнению с богатством палитры чувств. Словами можно выразить лишь простые мысли, где уж там говорить о чувствах. Подумал я как-то вскользь, не вникая ни в суть сказанного ею, ни в то, что пришло мне на ум. В голове у меня кружился хоровод мыслей, да пляска была не из веселых.
‒ Ты не знаешь, как мне бывает тяжело, и не сможешь понять, как мне не хватает простого человеческого тепла. Я одна на свете и, если завтра меня не станет, никто этого не заметит. Мне много не надо, но если б ты знал, как мне бывает одиноко, как хочется, чтобы кто-то был рядом, как я хочу тебя обнять, стать с тобой одним целым и… И, умереть. А тебя нет и нет. Я не буду тебе ничего обещать, но поверь, то, что у меня было с ними, когда-то раньше, до тебя, в прежней моей жизни, никогда не повторится!
Я стоял и не знал, что сказать.
– Что сделать, чтобы ты мне поверил? Чего ты молчишь?! Я стучу в дверь твоего сердца, слышишь ты меня или нет? Отзовись же, наконец! Ты мне веришь?
– Да, – твердо ответил я.
Глава 15
Окончилась зимняя сессия.
Первые свои экзамены в институте я сдал успешно, и после окончания сессии поехал на каникулы домой. Но прежде необходимо было выполнить ряд формальностей. Я вернул в библиотеку учебники и мне выдали специальный талон с печатью, вручив его лаборантке кафедры, где сдавал последний экзамен, я получил у нее свою зачетку. Этот сложный механизм возврата книг был разработан хитроумными библиотекарями, по-другому вернуть их было невозможно. Перед экзаменами студенты набирали их мешками, и не могли с ними расстаться до следующей сессии, зачастую, ни одну из них, не открыв.
Я взял зачетную книжку с собой, отцу и матери будет приятно увидеть мои оценки, а мне рассказать им, с каким трудом я их получил. Родители гордились тем, что я учусь в медицинском институте, вместе со мной переживали мои неудачи и радовались успехам.
Поезд уходил вечером, до отправления оставалось еще шесть часов. Я отвык от свободного времени и не знал, что мне с ним делать. Часы порою становятся незаметным хозяином нашей жизни. Теперь я стал подчиненным часов. Комната в общежитии была в полном моем распоряжении, все разъехались, но оставаться здесь и ждать, когда прейдет время ехать, было свыше моих сил. И я в странном состоянии ума решил отправиться на вокзал, в надежде, что хоть там удастся развеяться. Ехать на вокзал надо было с проспекта Ленина, но до него предстояло еще добраться.
Унылый день больше походил на вечер, начавшийся с тура. Солнце просвечивало сквозь поволоку облаков. Это хмурое сияние, напоминало мне о неминуемом конце света. Стаи ворон с громкими криками перемещались в низком небе в известном им одним направлении. Тучи стылого пара выползали из дымящих труб. Скользкая, как раскисшее мыло, снежная жижа противно чавкала под ногами. Ботинки быстро промокли и отяжелели. От таких дней хорошего не жди, еще чего доброго заболею меланхолией. Все вокруг заливала талая вода. Раньше она была снегом, а теперь стала грязной водой, но она несла в себе память о белом снеге, ей было плохо. Уезжать не хотелось.
Я брел по улице Сталеваров в сторону проспекта, разглядывая все, что встречалось на пути. Улица была пустынна, и город казался покинутым. Еще не кончился рабочий день. Эту, сложенную из закопченного силикатного кирпича пятиэтажку я знаю. Это чудо архитектуры общежитие какого-то строительного управления. Часто хожу мимо, когда еду на занятия, которые проводятся на разных институтских базах. Здесь живут строители, до ужаса сердобольные люди. Они так любят птиц, голубей и прочих уличных воробьев, что прямо из своих окон бросают им на землю кости из борща.
На черном, открывшемся из-под снега газоне, валяются выбеленные кости, обглоданные ребра и позвонки вперемешку с окурками и пачками из-под сигарет. А сейчас, зимой, когда наступили холода, кто-то из них, совсем уж жалостливый, не пожалел и выбросил из окна для бедных птиц свои старые штаны. Эти рваные штаны давно уже висят на дереве, но неблагодарные птицы упрямо отказываются в них греться. Мне стало страшно на этой безлюдной улице.