Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

Ей нравилась его сила, уверенность кого-то и заводит. Всю дорогу глядела на Большую медведицу и понимала, что это невозможно стереть с памяти, но, всё равно, желала ярче разглядеть момент.

–Это ведь не на одну ночь? – спросила она, кивнув на медведицу, когда подошли к её дому.

–Это навсегда.

–И никак не исправить?

От этого вопроса лицо стало хмурым, но ответил легко.

–Исправить могу только я, но не буду! Не хочу лишать свободы сияние тех звёзд!

–Спасибо тебе за этот вечер, никогда его не забуду, – искренне поблагодарила она и добавила, заглянув в глаза. – Я буду с тобой всегда!

Такие слова пугают тех, кто не любит и окрыляют тех, кто чувством наделён. Семь движений губ, но самые важные в его жизни.

–Я буду тебя беречь, – промолвил он в ответ.

Затем лёгкий поцелуй, они задышали друг в друга, не желая отпускать цепкими пальцами родные тела, но она ушла, а он уехал…

Следующий день художник начал, слушая впечатления Иллиана о вчерашнем вечере. Они возвращались из ресторана, вкусно наевшись, и тот делился, какой эффект произвёл на незнакомку, делясь с ней знаниями о Большой медведице. Она уже была его, как только он красиво преподнёс ей всё, что вычитал в книгах о звёздах, а, когда Большая медведица вспыхнула, девушка посчитала его волшебником, наградила своим «волшебством» и теперь ждёт от него очередного чуда, но он и, просто, увидеться с ней не собирался.

Арлстау по привычке прослушал половину его рассказа – пребывал в своих мыслях. Но, даже из услышанной половины он понял, что был прав, когда не поверил в убедительность слов Иллиана о его покаянии в грехах. Человека не изменить, если он сам того не пожелает всем сердцем – также и весь мир невозможно заставить не верить конец…

Большую медведицу было видно и при свете солнца, словно художник не только сделал ярче сияния светил, но и приблизил их к своей планете. Иллиан считал, что этим чудом художник возродит любовь, которой не живётся на Земле.

Сам же художник имел иное мнение на счёт этой рискованной авантюры. Люди перестали дарить взгляд небесам, что днём, когда гуляют по синеве большие облака, что ночью, когда звёзды внушают нам великие мечтания. Теперь же, когда Большая медведица и днём, и ночью приманит любой взгляд, всё непременно изменится. «Раз взглянут вверх, то не забудут посмотреть по сторонам.». Да, логика его, довольно-таки, скудна. Знал бы он, насколько близок ею он с Данучи, но дано это узнать только в конце…

После нарисованной души медведицы, художник уже начинал считать свой дар – творцом высшей аллегории. Всю ранее созданную в искусстве аллегорию он счёл бесполезной, не под стать его. Эти мысли показались бы возмутительными всем творцам и философам его планеты, но он ничего с ними не мог поделать. Они стали частью его Я. Чаще, люди смотрят свысока, чтоб защититься – он смотрит свысока, чтоб защищать!

Он уже не считал, что нарисовал душу храма и большой медведицы, а видел их, как душу исцеления и душу веры в будущее, хоть понимал, что никто из людей также, как он, на эти души не посмотрит.

У каждого своё представление, а его мировоззрение сегодня изменило себе, приняло оборонительную, но вызывающую позицию для всего мира. Для художника неважно, чем это обусловлено, но заданная позиция ему была симпатична и подходила всем причудам души. «Творю я, что хочу! Но думаю о всех, когда творю!» – говорил он себе, но отвечал: «Думать обо всех невозможно!» …

Возникло острое чувство, что последующие, нарисованные им души будут значительно отличаться от предыдущих, и последствия их будут глубже любой впадины мирового океана!

По этому поводу Иллиан и доставал его всю дорогу, когда они возвращались в отель по уже избитой глазами набережной. Хотел узнать его следующий шаг, но художник не желал доверять его ему.

Все допросы закончились, когда наткнулись на черноглазую девушку в сиреневом платье, с яркой помадой на губах. Прошло несколько дней с момента последней встречи с ней, и художник не ожидал её здесь увидеть, тем более, когда рядом с ним Иллиан.

Она сидела на перилах, облокотилась на причал. Игриво улыбалась, глядя в глаза Арлстау и распивала игристое вино с хрустального фужера.

–Привет художник, – забасила она хрипотой.

–Кто это ещё? – удивлённо спросил Иллиан, глаза которого изобразили недоверие самим себе.

–Ты её тоже видишь? – не ожидал художник.

–Видеть это ладно, что у неё с голосом?

Не обратила девушка внимания на его щебетания, обратилась к художнику.

–Не ты один меня можешь увидеть. Возможно, в скором времени увидят все…

Вопросы окружили со всех сторон. Кто эта девочка, он мог лишь догадываться, но любая догадка была слишком нежелательной, и в неё не хотелось верить. Однако, после её последней фразы, все догадки запутались в домыслах, художник вернулся в начало, вновь оказался далёк от правды, уткнулся носом в тупик, и стало сложно дышать.

–Поверишь ли ты, что ради одного поцелуя ты уничтожил семь вселенных? – задала свой главный вопрос, не скрывая злорадной улыбки.

–Ты лжёшь! – твёрдо ответил художник.