Нарисуй узоры болью...(СИ)

Таня пыталась смириться с этим, но у неё не было такого шанса, и рыжеволосая предпочитала вечную, без конца сильную и могущественную борьбу с тем, что было, впрочем, ей не до конца подвластно.

Она остановилась перед зеркалом, глядя на белоснежное платье.

Цвет невинности – это свадебное платье подготовила для себя в новом теле Чума, которой в её безумии так хотелось новой жизни.

После неё осталось слишком много записей, которые говорили о её планах на будущее – дерзких планах.

Противных, отвратительных, гадких.

Таня, впрочем, даже могла бы ей поверить – но во всём этом не было ни единой капельки искренности.

Чума была поддельной, насквозь прогнившей и превратившейся в глупый кусок плоти, в котором смысла не больше, чем в обыкновенной продажной шкуре.

…А ещё эта фата. Символ, чёрт возьми, невинности – а кто его знает, кем была на самом деле Чума.

Глеб говорил, она могла переносить собственное сознание в мысли других провидиц, но ненадолго.

Пользовалась их телами, словно вещью, использовала так, как ей одной только было удобно это сделать.

Получала удовольствие.

После тело отторгало и её, и истинную хозяйку – провидицы умирали толпами. Вот только, впрочем, пока Чума была при власти, это ни для кого ничего не означало.

Таня боялась, что однажды и её саму будет ожидать именно такая судьба, но пыталась вести себя как можно тише и спокойнее, не высовываться и не подвергать опасности всё то, что она только знала и любила.

Выходило до поры до времени – до “Тибидохса”, который она возненавидела искренне всем своим сердцем.

Теперь уже было поздно.

Она не понимала, о какой невинности в своём лице могла говорить Чума – Гроттер сейчас выходила замуж за того, кто переломал ей всю жизнь, но, впрочем, у неё хотя бы не было кандидатов.

А мораль?

Невинность – она в душе, хотя тело тоже играет определённую роль.

- Ваше Высочество, пора, - шепнул кто-то из слуг и, дождавшись её короткого кивка, убежал.

Таня не собиралась отступать – она знала, что сделает то, что задумала, даже не дрогнув, и, возможно, это подарит ей хотя бы несколько мгновений счастья в том далёком будущем, до которого ещё надо добраться.

Она пошла вперёд.

Здесь, в тёмном тронном зале, который был слишком похож на тот, что существовал в Северных Пещерах, не собралась толпа.

Нет.

Толпа радовалась за свою королеву там.

За границами замка они могли кричать и вопить столько, сколько пожелали бы – Тане оказалось наплевать на них и на все их проклятые мысли, которые она слышала в собственной голове бесконечным эхом.

Девушка до такой степени сильно мечтала сбежать отсюда, скрыться, что упрямо шагала вперёд.

Ковёр под её ногами был чёрным и невероятно затоптанным. По нему каждый день проходили сотни людей. Они тащили собственные донесения к Чуме.

Но Таня ещё не вступала сюда.

Она дала слово, что займёт тронный зал только после собственной свадьбы, и собиралась выполнить его, тем более, что это было совершенно нетрудно.

Специально для этого приготовили даже парный трон, который, впрочем, должны были установить после её свадьбы.

Почему?

И на этот вопрос тоже был ответ. Подданные боялись того, что на самом деле их повелительница только разочаруется, когда очередное торжество банально сорвётся – но Таня ведь знала, что Бейбарсов совершенно никуда от неё не скроется.

И, что самое странное, не хочет.

Ему это не нужно.

Он сам сказал, что все меры безопасности совершенно лишни – если бы Глеб так сильно пожелал от неё сбежать, то сделал бы это до такой степени быстро, что она не успела бы совершенно ничего заметить.

Но, судя по всему, он вдруг решил, что на самом деле вот так, безо всяких отлагательств, без того, что могло помочь ему убежать, будет проще.

Да и кто ему поможет?

Повелительница сказала ясно, что желает получить хотя бы какого-то человека в собственную безраздельную верность.

…Белое платье со шлейфом, наверное, будет грязным. Таня поймала себя на этой мысли слишком поздно, когда шлейф уже скользнул по старому чёрному ковру.

Со всех сторон над нею нависали сумерки, которые, при отсутствии окон в тронном зале, поглощали всех вокруг.

На улице был всё ещё день или, может быть, уже вечер. У неё не было свидетелей или ангелочков-детишек, которые держали бы шлейф. У неё в распоряжении осталась только собственная ненависть и боль, которую она так сильно пыталась перелить через край и отдать кому-то другому.

Чаша оказалась переполненной – её кровь слишком густа, чтобы просто так литься по венам.

- Вы уверены, что… - подал несмело голос кто-то из подданных, но Таня прервала его быстрым взмахом руки.

На её руках были тонкие атласные перчатки, которые какая-то ткачиха решила подарить ей. Или швея?

В рыжих волосах запуталась диадема. Изумрудная недокорона для недокоролевы, которой должна была воспользоваться Чума. Таня знала, что она мечтала об этом, но прекрасно понимала, что на самом деле проклятая старуха никогда в своей жизни не получит того, что хотела.

Чума давно уже была мертва.