Нарисуй узоры болью...(СИ)

Следовало учитывать, вероятно, этот факт – да и вообще, то, что Чума всё-таки умерла, радовало её до такой степени, что Таня даже улыбалась, понимая, что, впрочем, это очень неуместно.

- Я разбираюсь в людях, - коротко ответила Гроттер.

В её любимой книге, которая лежала у неё под подушкой, было написано примерно так. Она следовала по тому сюжету, который кто-то написал.

Разыграть в реальности то, что было просто книгой, казалось не таким уж трудным, как изначально, и Таня просто получала удовольствие от того, что не вынуждена была думать.

Её букет из белых роз колол руки даже сквозь перчатки, но ловить его было некому. Таня настояла даже на том, чтобы никого не пускали сюда.

Только того, кто проведёт обряд, естественно.

Тихий шёпот пробежался между теми, кто отвечал за проведение церемонии. Ясная фраза “бросил” звучала в её ушах, а Таня пыталась представить себе, как отдаст приказ отрезать Бейбарсову руку или отрубить голову.

Может быть, он хоть когда-то испугается.

Но Бейбарсова не было. Она ждала его, ждала, потому что была уверена в том, что Глеб придёт, а его не было.

Нигде.

Таня давно уже не подавляла в себе даже первые проявления ненависти, но сейчас они усиливались.

Не по дням, а по часам.

Гроттер была готова уничтожить всех вокруг и практически проговорила нужное заклинание, когда почувствовала, как чья-то рука легла на её плечо.

Бейбарсов.

Она почувствовала его чёрт знает каким образом – просто почувствовала, и точка, не было никаких сомнений.

Оставалось только дышать.

Церемония была немая. Таня равнодушно смотрела на то, как спокойно убивал священник какое-то создание…

Крольчонок?

А может, что-то большее?

Она не фиксировала этого в собственном сознании, позволила себе раствориться в тихом пении.

Кровь без слёз.

Гроттер помнила, как её запястье разрезал какой-то нож, помнила, как тем же ножом провели по руке Глеба, и как их кровь смешалась.

Тонкая лента алого цвета скользнула по ладоням.

Кровотечение никто не останавливал. Глеб был в чёрном – единственное, что Таня наконец-то имела возможность увидеть его в белой рубашке, - и ему это грозило куда меньше, чем ей.

Белое платье цвета невинности.

Белое платье в крови.

Она слышала громкие песнопения запрещённого прежде ритуала, которого презирала даже сама Чума, и смотрела в глаза единственного отпущенного мальчишки из камеры сожжения.

Он принёс им кольца.

Таня помнила, как серебро едва-едва скользнуло на окровавленный палец, как она вынуждена была недовольно хмуриться, пытаясь надеть его Бейбарсову.

Кровь смешалась.

Кровь воссоздала нечто сплошное, больше похожее на глупую лужу на полу, чем на единство, но, тем не менее, далеко не бессмысленное.

Пение продолжалось.

Двадцать один сожжённый, двадцать один сожжённый.

И против них – один свободный человек, мальчишка, который ходил с факелом, выполняя то, что сказала повелительница.

Огонь.

Гроттер не пыталась сопротивляться, она запрокинула голову и смотрела на потолки, чёрные и закрывающие от неё небеса.

Воздух наполнился гарью.

Двадцать один сожжённый. Один мальчишка с факелом, который должен был стать двадцать вторым.

Они. Двое. Связанные кровью и смертельной раной.

========== Боль пятьдесят шестая. Первая брачная ночь ==========

Кровь всё ещё текла по её запястью. Исцелять, по крайней мере, при священниках, было строго запрещено, и Таня заставила себя воздержаться.

Бейбарсов тоже заблокировал регенерацию – но сейчас, сидя на краешке кровати, бормотал заклинания.

Он исцелял собственную руку, которая уже не поддавалась нормальному магическому заживлению, потому что терпеть не мог бинты.

Отказывался даже тогда, когда они были необходимы.

Таня остановилась напротив высокого, длиною во весь её рост, зеркала и посмотрела на израненную руку, которая теперь казалась ей отвратительной.

Она умудрилась остановить кровотечение, и даже порез уже успел затянуться, хотя Гроттер и не была некромагиней.

Но на душе раны оставались.

Её платье было всё в бурых пятнах своей и чужой крови, и Таня равнодушно смотрела на них, срывая со своей головы фату.

- Предатель! – закричала она, повторяясь снова и снова и швыряя диадему на пол.

Глеб остановил её коротким заклинанием, поднял и положил на комод, а после подошёл к супруге ближе.

- Сейчас в чём я тебя предал? – тихо поинтересовался он, даже не думая её поцеловать или хотя бы обнять.

Он выпутывал шпильки из волос девушки, освобождая прядь за прядью из глупого плена, и молчал.

Таня была за это благодарна.

- Ты опоздал, - прошипела она. – Ты вынужден был прийти раньше, а не заставлять меня краснеть перед ними.

- Ты не краснела, - равнодушно промолвил Бейбарсов. – Прежде я думал, что ты её полная противоположность, но ты такая же, как и она.

Татьяна – то ли Гроттер, то ли та, что стала Чумой-дель-Торт и, возможно, имела идентичную фамилию.

Жестокость.

Её имя – несмотря на все переводы, - почему-то звучало именно так. И все семейные ценности и пророчества – всё это было пустыми словами, на которые не следовало обращать никакого внимания.