Наркодрянь

Все, кто работал на Сомору, были колумбийцами. От безграмотных нищих пеонов, обрабатывающих плантации, охранников, набранных из армейских отбросов, гаучо и мелких поножовщиков-бандитов до высокообразованных, с американскими дипломами бухгалтеров и адвокатов, обслуживающих полулегальный банк и совсем легальные социальные программы.

Большинство было обязано синьору сенатору заработком, ощутимо более высоким, чем у пеонов и государственных служащих, перспективой неголодной старости, оплатой обучения и поддержкой родственников. Многие были обязаны жизнью — Сомора выдергивал подходящих для его дел парней даже из камеры смертников, и практически все понимали, что уклонение от обязанностей или, Боже спаси, предательство наказываются однозначно. Так что просто пуля в затылок — это еще жест милосердия.

Исключение составляли только личные секретари Соморы. Их он набирал из иностранцев, белых северян высокой квалификации, по разным причинам нуждающихся в работе в Колумбии.

Секретарей он менял раз в пять лет — за этот срок очередной секретарь, по мнению Соморы, еще не набирался «излишне обременяющей» информации о делах шефа, а с другой стороны, успевал изрядно надоесть. Но дело было не только в информации, хотя она стоила больше любой, самой большой партии «звездной пыли», отправляемой к большому северному соседу.

В зеленой империи Соморы воровали все, от распоследнего пеона до респектабельного бухгалтера. Это было неизбежно, и Сомора ограничивался только тем, что следил — не лично, конечно, через контролеров, — чтобы уворованные куски соответствовали месту в иерархии. Но чем выше располагался работник, тем больше получал возможности и тем сложнее было проконтролировать его доходы. Пост главного секретаря для умного человека (а у Соморы чутье на умников было безошибочным) позволял снять очень большой навар. И если бы на этом месте был колумбиец, с сотнями или даже тысячами родственных, дружеских или земляческих связей, деньги могли уплыть.

Слишком большая часть. Иностранец же, чужой в Колумбии, неизбежно оказывался на виду, под колпаком. Все банковские операции, связь, почтовые пересылки, личные контакты — все было на виду. Главный секретарь мог украсть миллионы, но ни одного лишнего сентаво не смог бы израсходовать или отложить на черный день. Главный секретарь располагал колоссальной и очень дорогостоящей информацией, но не мог ни байта продать на сторону.

Секретари, умники, это понимали — и просто служили Соморе в меру своих личных качеств. Или забывались — и мгновенно переходили на службу в мир иной.

Джексон, шестой по счету главный секретарь, служил всего два года и хотя отличался редкой расторопностью и сообразительностью, но почему-то надоел Соморе больше, чем пять предыдущих. Может, потому, что он был чистоплюем и задавакой — опять же по мнению самого Соморы.

«Досточтимому синьору Доминико Соморе», — торжественно провозгласил Джексон.

— Это можно было опустить, — брякнул адресант.

— «Преклоняясь перед Вашими способностями, — продолжил Джексон как ни в чем не бывало, — и бескорыстием, не можем не поразиться, что в богоугодных делах Вы недостаточно настойчивы и Ваше желание сделать суетный мир лучше и добрее недостаточно твердо. А вера и воля Ваши не всегда непреклонны. Ваши доходы составляют семьсот двадцать семь миллионов в год, а какую малую толику Вы выделяете на нужды Церкви?

Готовы взять на себя руководство над Вашими богоугодными устремлениями, если Вы обязуетесь ежегодно выделять в фонд нашего Союза двести миллионов долларов. Союз Небесных Братьев».

— И подпись, — добавил Джексон. — Буква «R» с какой-то штучкой на голове.

— На чьей голове? — не сразу сообразил Сомора.

— На голове буквы «R», похоже на корону, — уточнил Джексон.

— А… — протянул пренебрежительно Сомора и рассмеялся. — Забавное письмо. Какие-нибудь полудурки-фанатики. Выкинь его в мусорную корзину.

— Именно так я и хотел поступить вначале, — скромно потупился Джексон. — Но вы же знаете мою привычку выяснять все до конца.

Секретарь впервые за все утро поднял на шефа холодные змеиные глаза.

— Да, знаю…

— Кроме того, тон письма мне показался издевательским, согласитесь, даже нахальным, и к тому же меня насторожил один факт.

— Короче, Джексон, — начал раздражаться Сомора. — Что тебя там насторожило?

— Авторы письма весьма точно определили сумму ваших доходов. А ведь знают ее очень немногие доверенные люди. Я решил провести расследование.

— Ну и?..

— Результат его весьма любопытен с моей точки зрения.

— Меня не интересует твоя точка зрения, — сердито зашипел Сомора. Меня интересует результат.

Джексон, как показалось Соморе, обиженно пожал плечами и перешел на свой обычный дикторский тон. Впрочем, уже после первых фраз Сомора понял, что расследование и вправду носило весьма любопытный характер.