Наркодрянь

Сеня Император, как следовало из рассказа Фитцжеральда, зашел слишком далеко. Так далеко, что и не снилось ни его конкурентам, ни стражам закона. С предприимчивостью, так свойственной Сениной нации, он умудрился за каких-нибудь полгода создать мощный картель, в который входили: один из крестных отцов калифорнийской «Козы Ностры» Джакомо Лич, кокаиновый «барон» из Колумбии Доминико Сомора и сам Сеня Император — крутой пахан из Южанска.

Радужная перспектива освоения необозримых российских, украинских и польских рынков так увлекла Сеню, что он несколько переоценил свои возможности, а главное, не учел существующих реалий мирового рынка наркотиков. Верней, просто не знал этих реалий.

А они были весьма суровы. Тайная война между кланами мафии не прекращалась ни на день, только если раньше за пальму первенства сражались итальянские «семьи», то теперь ситуация изменилась. Во Флориде итальянцев решительно потеснили латиноамериканские группировки, а в Калифорнии и Нью-Йорке в войну не менее решительно вмешались доселе неприметные и скромные русские. Этих русских и представил Эдуард Фитцжеральд. А Сеня Император…

Сене предлагали сотрудничество, но заокеанским соотечественникам он предпочел итальянца Джакомо Лича. Это сулило большие и скорые барыши, а национальную солидарность Сеня похерил, тем более что был чистых кровей евреем.

Одного Сеня не учел: это здесь, в Южанске, он был крутой пахан, а в международных масштабах — едва до уровня «шестерки» дотянул. Ну и ухлопали Сеню, красиво и непринужденно, руками Сергея Надеждина.

Все это кратко и изложил Фитцжеральд.

Сергей внимательно выслушал, а когда Эдуард умолк, недоуменно пожал плечами с какой-то безнадежностью в голосе, почти безразлично вопросил:

— Ну а чего же вы все-таки от нас-то хотите? — и потянулся за очередной сигаретой.

Эдуард услужливо щелкнул зажигалкой, прищурился:

— Чего хотим? Видишь ли… Это не совсем обычное предложение к сотрудничеству…

— Я так и предполагал, — уныло вздохнул Сергей, — не пойдет…

— Почему? — испытующе уставился на него Фитцжеральд.

Сергей выпрямился и, глядя ему прямо в глаза, решительно отрезал:

— При первой же возможности вывернемся и ударим, больно ударим, в способах стесняться не будем — ты это должен понимать.

— Верно, — снисходительно закивал Эдуард. — И это мы тоже просчитали, потому-то и предполагаем вас использовать вовсе не так, как ты представляешь.

— А как?

— Ну… Если честно, поначалу у нас никаких видов на тебя и твоих ребят не было, но когда понаблюдали, проанализировали… Поначалу были несколько шокированы, а потом пришла мысль. Почему бы «нет»? Вай ноу?

— Что «нет»? — упрямо уточнил Сергей.

— Почему бы не использовать вас в Штатах?

— Да… — вытаращился Сергей. — Крыша у вас, по-моему, точно поехала гораздо дальше Штатов.

— Что значит: «крыша поехала»? — нахмурился Фитцжеральд, пытаясь понять смысл не слышанного доселе выражения.

— Это значит, что тебе и твоим… э-э… коллегам следует обратиться к семейному психиатру, и как можно быстрей, — ласково пояснил Сергей.

Но Фитцжеральд не обиделся.

— Вот ты послушай, — он подался к нему всем телом. — Вы же тут особые, вы не такие, как те же русские эмигранты. В большинстве подавляющем — это трусливое дерьмо. Достигли заветной мечты, райских заокеанских кущей и боятся нос высунуть. Подданство — предел желаний, а в результате и мозги их, и руки стоят гораздо дешевле, чем руки и голова распоследнего тупого янки. Это с одной стороны. С другой стороны, есть, конечно, и в избытке, обычная уголовная шушера, вроде Сени Императора. Шуфутинские и Токаревы слюнями восторга захлебываются от блатной романтики. Нашли, можно сказать, идеал. Да только мразь — она и есть мразь, и принципов у нее нет.

А мафия — это не блатное братство, это «семья».

В этом и сила итальянцев.

Теперь о вас. Только вы тут, и никто другой в мире, не разучились держать зубами и когтями свое место под солнцем, драться не разучились и мыслить в драке. Вы единственные, кто еще способен разорвать в клочья любого — американца, итальянца, пуэрториканца, встань он только в драке на вашем пути. Потому что голова ваша не забита цивилизацией и демократическим дерьмом. «Совок» и страшен потому, что мозги, его изощрились в постоянной борьбе не за повышение жизненного уровня, и за элементарное выживание. И это непостижимо западному человеку.

А еще «совок» патологически упрям и принципиален. Разве не так?

— Не патологически, а генетически, — жестко поправил Надеждин, глядя в карие глаза русского американца. — Если точнее, то упорен, а не упрям, — а насчет принципиальности… Да, наверное, принципы должны быть. Идея.

— Вот, вот, — продолжил Эдуард. — Это как раз та черта, которую никак не могли уразуметь цивилизованные европейцы в войнах. Есть, правда, одно «но». Вы потрясающе ленивы, чтобы втянуть вас в драку, вас нужно хорошенько раздрочить. Что мы и сделали.