Наркодрянь

Проблемы с этим нахальным парнем назрели уже давно. Даже появление его в порту само по себе являлось проблемой. Еще со времен негласного договора между президентом Гувером и «крестным отцом» Лаки Лучиано, в 1943 году, все назначения в порту проходили только по предложению и с согласия мафии.

Правда, теперь это касалось только десятого пирса. Но вот уже восьмой год, как последний из «своих» ушел на заслуженный отдых. Итальянцев поначалу сменили пуэрториканцы, а затем поляки. Ни с теми, ни с другими хлопот у Вито не было. Не было их поначалу и с русскими, которые в последние два года незаметно, но уверенно потеснили поляков.

Русские — молчаливый, покорный и работящий народ — боялись, казалось, собственной тени и, конечно, никуда не совали нос. Пока на пирсе, неизвестно откуда, не появился этот Жё-а-ра…

Неизвестно откуда — потому что назначение его прошло без согласия и даже без ведома Профаччи.

Мало того, профсоюз не потрудился объяснить причину такого самоуправства. И с этим еще предстояло разобраться, но… Всему свое время!

А самое странное — новый десятник с первого дня повел себя нагло и самоуверенно. Так, словно он на пирсе хозяин. Но Вито Профаччи никогда чрезмерно не драматизировал событий…

Вечером того же дня, когда Жора пообещал Вито холодную купель, если тот сунется на пирс, два брата-близнеца, Леон и Николло Морано, уже взбирались по лестнице старого многоэтажного дома, в котором на шестом этаже и обитал русский десятник Жора.

Фигурами и самоотрешением в глазах братья напоминали ветеранов «Сикрет Сервис», хотя были на самом деле обыкновенными киллерами.

Под плащами, небрежно переброшенными через правую руку, оба прятали короткоствольные «узи», хотя таиться, казалось, особо не собирались.

Однако на пятом этаже братьев ожидало непредвиденное препятствие прямо на ступеньках очередного лестничного марша привольно раскинулся какой-то бродяга. Бесквартирный изгой изучал последний номер «Лос-Анджелес трибьюн».

Он развернул газету во всю ширь и так углубился в чтение, что не заметил, как перед ним выросли внушительные стати братьев Морано.

Близнецы прервали восхождение и переглянулись. Старший — Леон, появился на свет пятью минутами раньше Николло и поэтому всегда брал инициативу в свои руки. Вот и сейчас: он окинул презрительным взором торчавшие из-под газеты дырявые штиблеты и, сплюнув, хрипло прошептал:

— Эй, парень, поищи себе другое место…

— Если не хочешь посчитать ступеньки жопой, — добавил экспансивный Николло.

Бродяга неторопливо свернул газету и поднял на братьев голубые глаза, полные нежнейшего укора.

— Это вы мне, джентльмены? — наивно осведомился он с сильным акцентом и обнажил в улыбке два ряда зубов, в которых самый привередливый дантист не обнаружил бы ни единого изъяна.

Леон, закипая праведным гневом, яростно прошипел, надвигаясь:

— Он еще спрашивает… Катись отсюда, паршивый щенок, пока я не свернул тебе башку, — и решительно занес ногу, намереваясь дать нахалу пинка.

Именно в этот момент Леон и ощутил слабое дуновение, словно легкий сквознячок приласкал его шею Леон резко повернул голову назад — и едва не надел свой правый глаз на ствол чудовищных размеров револьвера. Даже искушенного Леона испугала толщина ствола, он не стал вредить здоровью и плавно опустил ногу. Резкое движение, как он моментально понял, могло нанести непоправимый ущерб в виде дырки в голове.

Николло покорно застыл рядом с братом, волосы у него на затылке торчали дыбом, приподнятые стволом другого револьвера, не менее внушительного на вид.

Вид обоих братьев мог послужить прекрасной рекламой старой оружейной фирмы. Но, увы! Никто так и не увидел этого рекламного ролика.

Голубоглазый бродяга укоризненно покачал белокурой головой и наставительно произнес:

— Видите, джентльмены, что случается с грубиянами.

Он легко вскочил, отряхнул брюки и спустился вниз. Приблизившись к братьям вплотную, извинился и отобрал вначале автоматы. Затем пальцы его с профессиональной ловкостью сыграли гамму на ребрах близнецов, сбежали вниз и прощупали мельчайшие складочки одежды от пупа до пяток. В результате этой манипуляции братья лишились всех средств обороны.

Удовлетворенный незнакомец передал реквизированный арсенал куда-то за спину братьев, а сам одним прыжком преодолел лестничный марш, ставший для Морано «камнем преткновения».

На площадке он остановился и критически осмотрел оконную раму. Громадное, в человеческий рост окно тускло поблескивало грязными стеклами и, кажется, не отворялось со дня постройки.

Бродяга решительно вздохнул и дернул заржавленный шпингалет. Тот не поддавался. Тогда голубоглазый поклонник хороших манер вцепился в оконную ручку обеими руками и рванул.

Окно с треском распахнулось, осыпав возмутителя спокойствия трухой и вековой пылью. Черная пасть города дохнула в оконный проем жаром распаренного асфальта и бензиновой гарью. Бродяга лег животом на подоконник и заглянул вниз.

Узенькую темную улицу сплошь забили скромные авто окрестных жителей.