Наркодрянь

Вито он встретил, словно старого друга после долгой разлуки. Но при виде отеческой улыбки патрона душа Вито тихо упала в носки. За пятнадцать лет он в тонкостях изучил характер «отца».

Если бы Джакомо набросился на него с бранью и угрозами, то, значит, проступок Вито незначителен и шеф не особо зол. А когда Джакомо становился мягок и обходителен, словно домашний кот, то только держись — «отец» рассержен донельзя. И уж горе тому, кого Джакомо встречал словами:

— Здравствуй, здравствуй, дружок. Что это ты?

Совсем забыл старика? Ай-ай-ай… я так по тебе соскучился…

Эта фраза была равносильна смертному приговору. Слава Богу, в этот раз Лич хоть и встретил Вито чересчур ласково, но роковое приветствие не прозвучало.

Вито облобызал перстень на руке «отца» и приступил к правдивому изложению своих бед, но Джакомо они, казалось, нисколько не волновали. Вито так поразился полному безразличию шефа, что в конце концов сбился и сконфуженно умолк.

— Что же ты, дружок, — словно очнулся Лич, — продолжай…

— Простите… — пролепетал Вито. — Мне показалось, что вас это не интересует…

— Да? А ведь и вправду… Что это ты так разволновался? Поверь, все это такая ерунда, что не стоит тратить свои драгоценные нервы. Ну-ну… успокойся…

— А… а… что не ерунда? — у Вито от удивления отвисла челюсть.

— Что? А вот я сейчас покажу тебе одно занятное письмецо, — Лич щелкнул в воздухе толстыми пальцами.

Тотчас перед ним предстал сухощавый, сосредоточенный секретарь Гарри Чинни. Он небрежно кивнул Вито и в почтительном поклоне раскрыл перед шефом тонкую папку в сафьяновом переплете.

Лич двумя пальцами, брезгливо, за уголок, извлек из папки листок с отпечатанным на принтере текстом и протянул его Вито.

Первое, что бросилось в глаза Профаччи, это странная монограмма: буква «R», увенчанная золотой короной. Подписи под письмом не было.

Что означала монограмма, Вито не понял. Он быстро пробежал глазами текст, ахнул и, цепляясь за каждую буковку, прочитал письмо еще раз.

Лицо его при этом меняло цвета, словно кожа хамелеона. Вначале оно побледнело, затем позеленело и, наконец, расплылось багровыми пятнами.

Вито дошел до последней строчки и… рухнул на колени. Он пополз к шефу, лопоча дрожащими губами:

— Отец… господин… я… я… пятнадцать лет… и ни разу… ни разу… — Профаччи зарыдал.

— Ну что ты так расстроился, дружок, — попытался утешить его Лич, и жирные губы его сложились в некое подобие улыбки. — Я тебе верю.

Только постарайся объяснить, откуда эти наглецы узнали о яхте? Ведь нашего разговора никто не слышал. Только ты и я. Даже Гарри не знал. Получается, сынок, ты единственный, кто мог сделать такую пакость. Вот и объясни: зачем и кому ты передал сведения о товаре?

— Но я не передавал… я не знаю, — отчаянно заскулил Вито, размазывая по лицу слезы.

— И я не знаю, — задумчиво прищурился Лич.

По правде говоря, он и сам не верил в предательство Вито. Очень уж высока была цена такого предательства, а преданность Вито не раз проверялась и была сродни собачьей. Что-то не укладывалось…

Собака… на цепи…

И Лича осенило!

Именно благодаря своей сверхъестественной интуиции он устроил и карьеру, и жизнь. Откуда снисходила на него пророческая благодать, не ведал никто — и тем не менее так всегда случалось в самые ответственные моменты.

Лич ткнул пальцем в направлении живота Вито:

— А что это у тебя, сынок?

Профаччи, пораженный вопросом, перестал скулить и недоуменно вытаращил полные слез глаза.

— Ну… вон там, — уточнил Лич, — на жилетке… что за цепочка?

— Эта? — Вито вытащил из жилетки старинные часы за толстую золотую цепочку.

— Эта.

— Это фамильная реликвия. Мой прадед, корсиканец, получил часы от самого Бонапарта, — сдавленным от волнения голосом пояснил Вито. — Они всегда со мной… но я не понимаю…

— Дай-ка мне их, сынок, — ласково попросил Лич.

Вито вместе с пуговицей отодрал цепочку от жилетки, проворно заскользил на коленях к боссу и протянул семейную реликвию.

Но тот отстранил покачивающиеся на цепочке часы и снова прищелкнул пальцами. В результате этой престидижитации на сцену вылезло некое косматое и угрюмое существо по кличке Гризли Боб.

Гризли Боб, личный телохранитель Лича, заработал свою кличку отнюдь не за лохматость и свирепость, хотя и того и другого у Боба хватало в избытке. Еще в далекой юности его хрястнули в пьяной драке шестифутовым отрезком рельса по хребту. Будь на месте Боба более хрупкая и изнеженная особь, она наверняка протянула бы ноги.

А Боб отделался только переломом позвоночника и легким испугом. Спинной мозг уцелел, и Боб не остался калекой. Только позвонки срослись неправильно и образовали на спине Боба подобие горба. За это сходство с североамериканским мишкой Боб и удостоился клички Гризли.

Гризли Боб вытянулся перед шефом в меру возможностей своего подпорченного опорного аппарата и преданно заглянул Личу в глаза.

— Выпотроши эту штуку, — коротко кивнул на часы Лич.

Боб грубо сграбастал антиквариат волосатой лапой и деловито раскурочил золотой корпус.

В качестве инструмента он пользовался исключительно длинными и крепкими ногтями.