Наркоманы красоты

Лодка заскользила от пирса и двинулась дальше через волнолом, движимая бесшумными реактивными двигателями, крыльевая мачта со свистом разрезала ветер. Оказавшись на открытой воде, крыло приняло аэродинамический изгиб и мы понеслись параллельно бесплодным черным утёсам, разрезая перламутровую поверхность, подбрасывая радужные завесы от каждого носа. Лодка подрагивала, как живое существо, испытывая лёгкую килевую качку при прохождении ряби. Это было необычно бодрящее ощущение, и я почувствовал себя чуть менее взволнованным.

«Боюсь, никаких животных сегодня не будет». Голос послышался с сиденья позади меня; я не слышал, как говоривший подошёл.

Я резко обернулся и увидел маленького, какого-то иссохшего, Крондиэмца. Он сидел, развалившись на сиденье, скручивая сигарету из какого-то кисло-пикантного растения.

«Какая досада», — сказал я.

Он зажёг сигарету. Пахла она ещё хуже и я был рад, что имел мало склонности к морской болезни. «Да, погода неподходящая; сегодня все создания остаются глубоко в белизне».

Он затянулся и посмотрел на меня странно жадными глазами, словно изучая какое-то эксцентричное чудо.

Через некоторое время его молчаливый испытующий взгляд заставил меня испытывать неудобство, поэтому, я попытался пообщаться. «Вы пилот?»

«Вы можете меня так называть», — сказал он. «Но, на самом деле, лодка полностью автоматическая и во мне не нуждается. Иногда я позволяю ей выходить одной. Но не сегодня».

По-видимому, он предлагал мне разговорный гамбит. «Почему не сегодня?»

Он засмеялся. «Конечно же, потому что вы на борту».

Я был озадачен и немного взволнован. У этого незнакомца есть ко мне какая-то неприязнь? Я мельком взглянул на сверкающую поверхность Ока. Аэрированная жидкость была менее плотной, чем вода; человеческое тело утонет мгновенно и на метре глубины уже исчезнет из вида.

«О», — сказал я. «Я — просто турист».

Фыркнув, он тихо заржал. «Просто турист… который получит шанс с Мэделен Осимри».

Я почувствовал вспышку смущения и раздражения. «Что вы об это знаете? И какое вам до этого дело?»

«О, это не моё дело, но все в Крондиэме знают о вас и Мэделен Осимри. Что вы будете рисовать её портрет… и, поэтому, будете с ней некоторый неизвестной продолжительности отрезок времени после того, как Осимри каркнется». Он заговорщически посмотрел на меня.

Никакого подходящего ответа мне на ум не пришло, поэтому, я ничего не сказал и стал смотреть наружу, на проплывающие утёсы.

Его голос стал мягче, но отдавал горечью. «Я знаю, что вы, пришельцы из далека, думаете о мужчинах Крондиэма. Что наши женщины отрезали нам яйца, что у нас нет восприятия красоты». Он вдруг захихикал. «Ну, это правда, моя женщина могла бы исцелить меня ножом, если бы когда-нибудь узнала, насколько я в действительности ценю красоту. Но она никогда не узнает; мы научились жить с желаниями, которые убивают вас, пришельцев».

Я решил, что это довольно необычное доверие. Все другие Крондиэмцы, которых я видел, казались такими непроницаемо приватными, что мне стало интересно, почему пилот говорил со мной о таких интимных вопросах. Возможно, он был просто необычно болтливым человеком. Или, возможно, обстоятельства перенесли меня через какую-то линию, от туриста до участника жизни города.

«Мы можем жить с нашими желаниями… но, если честно, мы должны также сознаться в зависти». Он стряхнул пепел на палубу. «Особенно в зависти к вам, пришельцам, которые приходят сюда и срывают вдов… спелый идеальный фрукт из наших садов». Он вздохнул.

«Я всего лишь собираюсь нарисовать её», — наконец сказал я.

Он тихо засмеялся, резким неверящим смехом. «Разве вы не знаете, что можете безопасно переспать со вдовой? Это будет не точно также хорошо, как с сильфидой, которую вы сделали сами — что-то такое говорят — но это будет довольно хорошо. Довольно хорошо, да. И, по крайней мере, вы не умрете за это. Даже не заболеете. Вы не знали этого?»

Моё горло внезапно сжалось, без всякой на то причины. «Да», — пробормотал я. «Знал».

В конце концов, он докурил сигарету и ушёл.

Нервозная бортовая и килевая качка лодки больше не казалась приятной. Я огляделся и наконец заметил маленькую чёрную кнопку на подлокотнике своего кресла. На кнопке была фигура из палочек, согнутая, одна рука схватилась на голову, другая — за живот. Волнистая линия стилизованной рвоты свисала с его лишённого черт лица. Я нажал кнопку и почувствовал укол кожеинъектора, когда он послал какое-то успокоительное лекарство в мой палец. После этого я почувствовал себя лучше.

После дальнейшего скучного часа бороздения Ока, Летучий Ханос возвратил меня в безопасности на пирс.

Мой порыв к осмотру достопримечательностей испарился. Это правда, что каждое место назначения имеет тысячу очаровательных аспектов, и что совершенно без труда ими наслаждаются туристы — которые могут видеть их свежим взглядом. Но Крондиэм принял для меня единственное значение, и это значение было всем, о чём я мог думать.

Я вернулся в номер и обнаружил, что простыни с прошлой ночи были заменены и в номере был восстановлен идеальный порядок.