Наркоманы красоты

«Конечно», — сказала она. «Байрон сегодня ночью с вами не увидится; у него осталось так мало сил». Её глаза заблестели влагой, но слёзы не потекли. Я был глубоко изумлён. Сильфиды способны любить, в человеческом смысле? Я предполагал, по некоторым причинам, что все эмоциональные потоки текут в одном направлении: к сильфидам.

«Мне жаль», — сказал я.

Она кивнула. «Всё так и должно быть, я знаю. Но это тяжело». Она чуть улыбнулась. «Итак, вы бы хотели начать? Я сделаю, как вы скажите, в точности. Эта комната подойдёт? Мы можем принести больше света, если пожелаете».

Я осмотрелся. «Со светом порядок. Возможно, мы могли бы передвинуть диван в этот угол. Отодвинуть растения». Я указал место, где никакие следы и безделушки не портили белые стены и пол. «И возможно застелить диван белым покрывалом?» Мысль наложить совершенство Мэделен на этот пастельный образ вызвало у меня чувство слабого желудка.

Она кивнула слуге, который принес белое постельное покрывало и привёл другого Крондиэмерца. Двое слуг с трудом передвинули диван в угол и расстелили покрывало.

Мэделен посмотрела на меня вопросительно. «Хорошо», — сказал я. «Присядете?»

Она села на диван и её платье опустилось вокруг неё изящными складками. Я нарисовал много официальных портретов и обычно укладка складок платья — это вопрос бесконечной возни. Это мгновенное совершенство было почти сверхъестественным.

Я установил мольберт, подключил цветопалочку. «Я только сделаю несколько быстрых набросков», — сказал я.

Она кивнула, а затем стала смотреть мимо меня, во тьму ночи Ноктайла.

По-всему, должна была поучиться элегантная композиция: белая стена, чёрное платье, единственный цвет — её бледно-фиолетовая кожа и аметистовые локоны, её глаза и рот. И она была превосходной моделью, неподвижной и, несмотря на это, полной вдохновения. Однако уже через несколько минут наступило разочарование. Я нарисовал бы её лицо, её длинные руки с той силой и умением, которыми я владел — а затем я взглянул бы на неё и увидел, как же я далёк от успеха.

Моё разочарование, должно быть, было очевидно. Мэделен заговорила тоном сочувствия. «Я — трудный объект?»

Я грустно улыбнулся. «На вас очень легко смотреть, но очень трудно нарисовать. Ваш супруг был прав, назвав это вызовом; на самом деле никто никогда не делал настоящего изображения… такой персоны, как вы».

«Вы можете называть меня сильфидой; это то, что я есть. Этот термин не доставляет мне неудобства». Она казалась вполне прагматичной.

Моё любопытство вспыхнуло, стало непреодолимым импульсом. «Есть много вопросов, которые я хотел бы вам задать, если можно».

Она откинулась на диване. «Спрашивайте, Миллен. Мой муж приказал мне делать всё, что вы пожелаете».

«Я не хочу, чтобы вам было неудобно».

Она улыбнулась. «Сомневаюсь, что вы можете попросить меня о чём-то, что может вызвать у меня невыносимый дискомфорт».

По какой-то причине её уверенность поразила меня как абсолютно умилительно человеческая. Я подавил в себе странный порыв закричать.

Я опустил взгляд и попытался собраться с мыслями. Я разговаривал с инопланетным существом, я говорил, я говорил. Это была сильфида, паразитический организм неизвестных источников происхождения и целей, не женщина. Она выкачала жизнь из Байрона Осимри. И скольких ещё мужчин? Если у Осимри были друзья, семья, они несомненно считали это существо чудовищным, убийственным демоном.

Конечно, для меня она не представляет опасности; поэтому, я не вижу её чудовищности?

«Хорошо», — сказал я наконец. «Каково это — быть сильфидой?»

«Вы не обдумали эту мысль, не так ли?»

«О чём это вы?» В своём голосе я услышал защитные нотки, хотя в её лице не было насмешки или обвинения.

«Миллен, вы спросили, каково это быть мной. Если бы вы задали такой же вопрос любому другому человеку, вы бы ожидали получить полезный ответ? Я не знаю, каково быть кем-либо, кроме Мэделен Осимри. Вы на самом деле предполагали понять, каково это быть кем-то, кроме Миллена Хендера?»

«Полагаю, что нет». Возможно, сначала, я думал, что она более познаваемая, менее сложная, из-за её нечеловеческой природы. Я понял, что это было в высшей степени человеческим мнением. «Тогда, может быть, будет легче рассказать мне, чем вы отличаетесь от меня? Или любого другого человека?»

«Вы перефразировали тот же самый вопрос, Миллен», — сказала она, немного печально. «Насколько я знаю, в человеческой фазе я такой же человек, как и вы».

«Правда? Как это возможно?»

«Почему нет? Моя индивидуальность происходит только от мужчин, с которыми я жила, и ниоткуда больше».

Я задумался. «Люди не так приобретают свои характерные черты».

«Не так? Вы — продукт своих предков, физически и культурно. Я — продукт своих мужей — генов и культур их предков». Она посмотрела вдаль, на бледное свечение Ока. Её внезапно наступившее грустное настроение, казалось, усилило её красоту до невыносимой степени. Дышал я с трудом. «Правда», — продолжила она. «Я эволюционировала через посредников — но до некоторой степени, как и вы. У вас не было учителей?»