Наркомэр

— В аренду. У мужика… В школе вместе учились…

— Так-так-так…

Ребята задумались. Возможно, что этот мужик и человек, кости которого обнаружены, были раньше знакомы.

Бутылочкин соглашался: знакомы. Вчера виделись и даже отметили сделку — аренду лошади. Полковник разочаровался в фермерстве и решил уезжать домой.

Мужик говорил. Ему ни на ноготь не верили. Слишком гладко у того получалось. Однако и возразить ничего не могли. Поэтому с удовольствием уцепились за спасительную версию: напоролись до потери чувств оба друга, а потом и дом загорелся. По неосторожности.

— Может, у тебя и документы на кобылу имеются? — спросил догадливый сержант. Он словно шуруп лез во все дырки.

— Конечно, есть. Но только это не кобыла, — ответил Бутылочкин и посмотрел на зануду испепеляющим взглядом. В кармане у него лежала расписка о получении полковником Кожемякиным предоплаты за предоставленную в аренду лошадь по кличке Резидент.

— А деньги где?

— У него, конечно… остались. Неужели он правда сгорел? Он же мой товарищ. В школе вместе учились…

Бутылочкин опустил голову и принялся рыдать, размазывая кулаками слезы. Оперативники принялись его успокаивать. Не дело для мужика — сопли распускать. И вообще еще неизвестно, чьи кости на пожаре обнаружены. Человек-то, может, живой — живее некуда. Разве так не бывает? Не реви, мужик.

Еле уговорили, успокоился, чмокая налимьим ртом и шмыгая носом.

— Подпиши протокол, Николай Григорьевич.

Бутылочкин не глядя подписал его.

— Читать надо, Коля, — подсказал Федор Палыч.

— Да ладно…

Не до чтений убитому горем мужику. Сейчас он пойдет и добавит на старые дрожжи, помянет товарища. Чтобы ему жить и никогда не умирать.

— Ну, мы пошли тогда. Ты уж как-нибудь тут сам. Мужик все-таки…

Опергруппа возвратилась к пожарищу. Подвели итоги. Получалось негусто. Если ворошить дело — точный «глухарь» получится, который никогда не раскроешь. По неосторожности, получается, пострадал человек, по пьяному делу, из-за собственной глупости. На том и порешили: паяльная лампа виновата. Паял, лудил, а может, бочку из-под бензина обжигать надумал — она и взорвись. Иначе для чего человеку в хозяйстве паяльная лампа. Вон она стоит. Из золы тоже выскребли.

Посмотрели вокруг дома. Следы от машинных колес на земле отпечатались. В них залили гипс и, дождавшись, когда он схватится, на всякий случай приобщили к протоколу осмотра, приписав к основному тексту факт их обнаружения и изъятия. Машины, однако, след простыл. Что это была за машина? Кто в ней приезжал и для каких дел? Точно, к Кожемякину приезжали. Иначе зачем ставить ее впритык к дому в самом проулке? Значит, были какие-то дела к полковнику. И на этой же машине уехали. И никто их не видел. Смотреть некому потому что. Известно, кто на таких нынче ездит. Шайбовороты все одни. Короче говоря, мало пищи для восторга после этого осмотра.

И опергруппа, сев в микроавтобус, убралась в Ушайск. А Федор Палыч, почесав в лысой голове под фуражкой, вновь надел ее, поправил и вдруг испытал жуть одиночества, стоя у пустого места. Никогда с ним такого не было, а ведь еще предстояло провести ночь в пустом доме. До первого катера. Завтра же надо смыться в город. По будням в деревню теперь он больше не ездок…

Бутылочкин между тем, заперев за убывшей группой ворота, обошел и тщательно проверил двор и огородные ворота. Затем поднялся в сени и, глядя вверх, позвал:

— Михалыч, а Михалыч…

В чердачном проеме появилось лицо Кожемякина.

— Слезай, Михалыч, — позвал он, — кажется, пронесло…

— Меня чуть тоже не пронесло. Ослабел что-то я в последнее время.

Он опустился по прибитым в углу перекладинам и принялся обирать с себя паутину.

Бутылочкин, наклонившись под умывальником, плескал в лицо воду.

— Изревелся весь, — ворчал, — пока с ними разговаривал. Прямо не знаю, как увижу милиционера, так плачу. Даже тошнит, ей-богу. Там же машина оставалась. Куда она могла деться? Выходит, там четвертый был? Где он торчал, когда мы к ней подходили? Она же должна сгореть. Там же рядом совсем…

— Получается, упустили мы его. Услышал стрельбу — и в кусты. Возможно, там и выжидал. А припекать стало, сел в машину и ушел…

Друзья поникли. Было от чего. Шарики за ролики заходят от нынешней жизни. И если тот гусь видел их, значит, обоих могут взять в оборот. С Бутылочкина и взять-то нечего — гол как сокол. Тайнами никакими не обладает, валютными запасами тоже. Влиянием в правительственных кругах не пользуется. Зато влез не вовремя со своим мушкетом, куда не просили. Кто он такой, Колька Бутылочкин?! Взял и вляпался. Рвать надо помаленьку из деревни, пока трамваи ходят. Пока не перекрыли как есть все дорожки. Если сорвался с крючка водитель, то в городе уже известно о происшедшем в деревне. Милиция съехала — жди гостей. Все тех же. Настоящих бандитов. Большой руки…

— Машиной мы не смогли бы воспользоваться, — рассуждал полковник. — Доедешь до города, а там бросай.

— Зато след от деревни отвели бы…

— Какое это теперь имеет значение? Четвертый-то жив остался. Может, это к лучшему. Пока бы в машине копались, он бы нас издырявил…