Этого ещё только не хватало – чтобы Любовь Николаевна с отцом поговорила!
– Значит, ты сегодня на репетицию не пойдёшь? – сочувственно поинтересовался Ванька.
– Не пойду, – буркнул Сашка, развернулся и пошёл во двор.
Кабысдох подбежал к нему, но Сашка отпихнул друга ногой и скрылся в доме. Кабысдох понурил голову, и дал себе собачье слово заслужить похвалу хозяина так или иначе. И случай показать себя во всей красе ему вскоре представился.
Вечером Сашка ушёл на скотный двор – чистить свинарник и сколачивать новое корыто. Отца дома ещё не было – он часто задерживался на полях до темноты. В это время Любовь Николаевна шла по улице в сторону Сашкиного дома. Она была одета в строгое шерстяное платье, светло-коричневые колготки, красивый оранжевый плащ – предмет зависти всех сельских женщин. На её ножках были ботиночки на небольшом каблуке, слегка испачканные – дороги в деревне не отличались цивилизованной чистотой. Сами селяне предпочитали передвигаться в зависимости от времени года босиком, в галошах или в валенках.
Любовь Николаевна подошла к Сашкиному дому. Возле калитки она остановилась – со двора донеслось басовитое приветствие Кабысдоха. Но Любовь Николаевна была предупреждена по поводу этого препятствия. Ванька с Таней на репетиции объяснили учительнице, что Кабысдох на самом деле лапочка, главное – позвать его по имени.
– А как его зовут? – спросила тогда Любовь Николаевна.
– Кабысдох, – ответил Ваня.
– Какая странная кличка, – задумчиво сказала Любовь Николаевна, переведя кличку на русский язык.
– Обычная, – пожал плечами Ванька.
В общем, Любовь Николаевна смело открыла калитку и вошла во двор. Кабысдох, решивший доказать Сашке, что он лучший пёс на сто вёрст окрест, кинулся к Любови Николаевне. Любовь Николаевна, увидев перед собой белые клыки монстра, со страху забыла всё на свете, и, в первую очередь, азы украинского языка, которые ей пришлось освоить после поступления на работу в деревеньке, основу жителей которой составляли переселенцы из Украины.
– Чтоб ты умер! – крикнула она псу, в надежде, что он сию же секунду превратится в обещанного Ванькой и Таней лапочку.
Но, к её сожалению, Кабысдох даже не догадывался, как переводится с украинского на русский его кличка. Он щёлкнул челюстями, а Любовь Николаевна выставила перед собой классный журнал, который прихватила из школы, чтобы продемонстрировать Сашкиному отцу сомнительные успехи его сына на поприще общего среднего образования. Кабысдох, тренированный Сашкой со щенячьего возраста, вцепился в журнал всеми своими зубами. Любовь Николаевна завизжала, но журнал не выпустила из рук и попыталась его вырвать из пасти пса. Но Кабысдох оказался сильнее. Он резко дёрнул журнал на себя, Любовь Николаевна не удержалась на ногах и упала на четвереньки. Кабысдох тем временем откинул журнал прочь и бросился к учительнице. Любовь Николаевна проявила чудеса ловкости – с невероятной скоростью она пересекла двор на четвереньках, порвав по дороге колготки и запачкав оранжевый плащ. Наконец, она юркнула в будку Кабысдоха – как раз перед самым его носом. Кабысдох на долю секунды замешкался – никогда никто не забирался к нему в будку! Даже Сашка не позволял себе такого грубейшего нарушения границ частной собственности!
От этого Кабысдох разозлился ещё сильнее. Он яростно залаял, сунул нос в будку, но Любовь Николаевна находилась в безвыходном положении, поэтому она с неожиданной даже для самой себя отчаянностью начала дубасить Кабысдоха по морде, при этом завывая заклинание:
– Чтоб ты умер! Чтоб ты умер!
Сашка даже сквозь стук молотка услышал, что во дворе творится что-то неладное. Он отбросил молоток в сторону и побежал к дому. Кабысдох бегал вокруг будки и обиженно, яростно, властно лаял на неё, а будка верещала, захлёбываясь рыданиями:
– Чтоб ты умер! Чтоб ты умер!
– Кабысдох, до мене! – крикнул Сашка и кинулся к Кабысдоху.
Кабысдох, услышав голос хозяина приободрился, и снова предпринял попытку достать из будки Любовь Николаевну. На этот раз ему удалось вцепиться в рукав её оранжевого плаща. Рыча и упираясь всеми четырьмя лапами, Кабысдох начал вытаскивать оккупантшу из своего законного жилища.
Сашка, увидев оранжевый рукав, показавшийся из будки, похолодел от ужаса. Его коротко стриженные белые волосы зашевелились на голове. Он в один прыжок подскочил к Кабысдоху, оседлал его, и стал тянуть собаку за уши.
– Кабысдох, фу! Кабысдох, до мене! Кабысдох, видпусти, чёртова псина!
Кабысдох задыхался под тяжестью Сашки, оранжевый рукав забился ему в глотку, так что его рычание постепенно превратилось в скулёж. В этот момент что-то большое и сильное схватило Сашку поперёк туловища, отшвырнуло в сторону. Кабысдоху достался сильнейший пинок под рёбра, и он откатился к кустам, всё ещё сжимая в челюстях оранжевый клаптик.
Сашка приподнялся на локтях и увидел, как отец поднатужившись сорвал с будки крышу. В будке, уткнувшись лицом в колени, сидела до смерти перепуганная Любовь Николаевна. Сквозь её всхлипы слышалось безумное бормотание:
– Чтоб ты умер! Чтоб ты умер!