Читаем Народ-богатырь полностью

«И услышал великий князь Юрий Ингоревич Рязанский о приходе безбожного царя Батыя, и вскоре послал в город Владимир к великому князю Георгию (Юрию) Всеволодовичу Владимирскому, прося помощи у него на безбожного царя Батыя, или бы сам пришел. Князь великий Георгий Всеволодович Владимирский сам не пришел и на помощь не послал, хотя сам отдельно биться с Батыем. И услышал великий князь Юрий Ингоревич Рязанский, что нет ему помощи от великого князя Георгия Всеволодовича Владимирского, и послал за братьями своими, за князем Давидом Ингоревичем Муромским, и за князем Глебом Ингоревичем Коломенским, и за князем Олегом Красным, и за Всеволодом Пронским, и за прочьими князьями. И начали совещаться, как нечестивого (Батыя) умилостивить дарами. И послал сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского к безбожному царю Батыю с дарами и моленьем великим, чтобы не воевал Рязанскую землю. И князь Федор Юрьевич пришел на реку Воронеж к царю Батыю, и принес ему дары, и просил царя, чтобы не воевал Рязанскую землю. Безбожный царь Батый принял дары и лживо обещал не воевать Рязанскую землю».

Свое обещание хан Батый не выполнил. Рязанское посольство было перебито. Монгольская конница вырвалась на просторы Рязанской земли.

Вести о нашествии степных завоевателей пронеслись по селам и деревням. Тронулась с насиженных мест земля Рязанская. Мужики, подхватив топоры и рогатины, стекались в укрепленные города — становиться под княжеские знамена, биться с супостатами. Бабы с ребятишками схоронились в землянках по глухим оврагам, пробирались без дорог к Мещерской стороне, в непролазные леса. Привычно это было для пограничной Рязанской земли, куда раньше бессчетное множество раз врывались степные половецкие всадники, рассыпались по равнине и находили пустые деревни: ни пограбить, ни полон взять. Даже собак уводили с собой рязанцы в леса, даже кошек уносили в лукошках. Кошку потом первую пускали через порог в новую избу, срубленную на месте сгоревшей, — для счастья, для домовитости. Собаку привязывали у тесового, пахнущего свежим лесом крылечка. Пусть лает, пусть все знают, что хозяин жив, что хозяин вернулся! Только неходячие старики оставались порой в пустых деревнях и сидели — седые, негнущиеся, в белых смертных рубахах — у околицы, смотрели бесстрашными глазами на чужих всадников…

Перед страшной силой орд Батыя рязанцы не дрогнули, не заперлись в городах, а решили выйти в поле, навстречу врагу. Узнав о гибели своего посольства, князь Юрий Рязанский «начал собирать воинство свое» и обратился к остальным князьям: «Лучше нам умереть, чем в поганой воле быть!» Объединенное войско рязанских князей двинулось к степной границе.

Шли окольчуженные княжеские дружины, шли боярские отряды, шло городское ополчение, колыхаясь черным лесом копий, а позади всех с топорами и рогатинами, а то и просто с кольями, валила земская крестьянская рать, смерды пахари. И в походе, и в пиру они всегда позади, но в битве не раз случалось — ставили воеводы смердов впереди дружинников, ждали, пока увязнут в мужицких телах вражеские всадники, приустанут супротивники, и только тогда бросали в сечу конные дружины добывать победу и славу.

Шло русское войско, а из оврагов, из перелесков то и дело выбегали смерды, пристраивались к большому полку. Все рязанцы грудью встали на защиту родной земли.

Рязанскому князю Юрию Ингоревичу не удалось довести свое войско до укрепленных рубежей на степной границе. Монгольская конница встретила его «близ пределов Рязанских». По словам современника, «начали биться крепко и мужественно, и была сеча зла и ужасна. Многие полки сильные пали Батыевы. А Батыева сила была велика, один рязанец бился с тысячею, а два — с тьмою (десятью тысячами. — В. К.)… Все полки татарские дивились крепости и мужеству рязанскому. И едва одолели их сильные полки татарские». Полегли в неравной сече, задавленные неисчислимым множеством врагов, «многие князья местные, и воеводы крепкие, и воинство: удальцы и резвецы рязанские. Все равно умерли и единую смертную чашу испили. Ни один из них не возвратился вспять: все вместе мертвые лежали…» Князю Юрию Ингоревичу удалось спастись. С немногими уцелевшими воинами он ускакал в Рязань, организовывать оборону своей столицы.

А монгольская конница тем временем устремилась в глубь Рязанской земли, к богатым пронским городам. «И начали воевать Рязанскую землю, и велел Батый бить и жечь и сечь без милости. И град Пронск, и град Белгород, и Ижеславец разорил до основания, и всех людей побили без милости. И текла кровь христианская, как река сильная», — так описал автор «Повести о разорении Рязани Батыем» этот этап нашествия.

Разорив пронские города, монголо-татарское войско двинулось по льду реки Прони к столице княжества городу Рязани.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное